– С женщиной? Это мой партнер по бизнесу.

– Ха-ха-ха! Так вы – гей? – меня явно понесло, куда – я понять не могла, как не могла затормозить или остановиться, я словно неслась на санках по обледеневшему склону горы…

– Вы вообще о чем?

– О том самом! Вы – надменный и наглый тип!

– Я вас чем-то обидел?

– Нет. – Я уткнулась в свою тарелку. Винные пары постепенно улетучивались, злость и досада – тоже. Я сидела, как сдувшийся шарик, и казнила себя за свой дурацкий язык.

– А что же тогда такое на вас нашло?

– Ничего, – огрызнулась я. Геня, наверное, пришла бы в ужас от моих манер. Но я ничего не могла с собой поделать. Похоже, кровь древних Ягеллонов куда-то испарилась, как дачный пруд в летнюю жару, и вылезла «хамская кровь» моей мамаши, спутавшейся со вторым помощником театрального режиссера.

«Голос крови, – с мрачным юмором подумала я. – Мне капут! Сейчас он вышвырнет меня из-за стола или вообще по морде съездит. Я бы на его месте поступила только так. Сидит тут эта наглая русская, хамит и обзывает его геем. Я бы такого точно не стерпела!»

– Вам плохо. Вы перевозбудились от Парижа. Это бывает.

– Вы мне еще ее «синдром Стендаля» припишите!

– А что это такое? – заинтересованно спросил он.

– Это такое нервное расстройство: возбудимость, сильное головокружение, галлюцинации, учащенное сердцебиение при виде слишком большого количества произведений искусства.

Он прикрыл глаза и, казалось, погрузился в свои мысли.

– Похоже на вас, – наконец изрек Андре.

– Нет! – сердито сказала я. – У меня просто очень болит голова. Отвезите меня в отель, пожалуйста, – закончила я уже шепотом.

– Вы не доели.

– Не хочу!

– Может быть, кофе?

– Нет! – почти выкрикнула я.

Он пожал плечами. Я тряслась, как в лихорадке, меня знобило. Я не могла простить Андре его равнодушие ко мне, его дружескую снисходительность и это участливое плечо, подставленное так вовремя. Сводил раскисшую русскую дурочку в кафешку, решил утешить женщину, попавшую в переплет неурядиц, самым банальным способом – путем душевных разговоров. И еще эта его манера – словно он все время посмеивается надо мной, не принимает меня всерьез. Я для него – просто легкое развлечение в дождливый парижский вечер.

Мы вышли из кафе и поймали такси.

– Ваш отель?..

Я назвала.

– Вы меня довезете? – с испугом сказала я, подумав, что он собирается уйти.

– Конечно. Разве я могу вас оставить?

И снова – то ли это насмешка, то ли вызов… Я проглотила его фразу, испугавшись вдруг, что он все-таки принял меня за истеричку и решил больше никогда со мной не связываться. Просто надо выполнить джентльменский долг – проводить меня до отеля и помахать ручкой. От этой мысли мне стало так тоскливо, так тошно… А может быть, он проводит меня до двери… И?.. Что дальше?..

И почему меня это так волнует?

До неприличия, до бешеного биения пульса в висках?

Парижский воздух, этот нежный дождь, как некое сладкое ожидание-обещание, разлитое вокруг, повсюду… Вечер не хотел заканчиваться, собирался перейти в ночь: острую, колкую, где живут только сухие губы и холодные пальцы…

Мы сели в такси. Он – спереди, рядом с шофером. Я – сзади. «Он не захотел сесть рядом со мной, – с горечью подумала я. – Отстранился от меня, подчеркнул дистанцию. Сейчас мы приедем, и он уйдет… он уйдет, а я останусь. Вот и все. А что я буду делать одна в этот вечер?» Мысли путались, сминались, как листок бумаги, и сердце билось ровно сильными толчками. А вот дышать я не могла – словно у меня сдавило грудную клетку. Впереди я видела его голову, его профиль, когда он поворачивался к шоферу. И – ни разу! – ко мне. Я чувствовала себя безнадежной идиоткой, раскисшей и никому не нужной. Мне вновь захотелось плакать – тихими безнадежными слезами, но я сдерживалась изо всех сил.

Такси притормозило.

Он встал, вышел и открыл дверцу машины. Я выскользнула из такси.

Он захлопнул дверцу и расплатился с шофером.

Машина отъехала, шурша шинами по влажному асфальту.

– Сколько я должна вам? – спросила я убитым голосом.

– Нисколько.

– Я так не могу! – неожиданно заупрямилась я. – Это что, благотворительность?

– Не совсем, – весело сказал Андре.

Я стояла напротив него, не поднимая глаз. А потом решилась и…

– Может быть, вы проводите меня до номера… я что-то не очень хорошо себя чувствую.

– Нет проблем.

Посмотреть ему в глаза мне так и не хватило духу.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Возле двери я остановилась и прислонилась к стене. Голова моя кружилась. То ли от выпитого вина, то ли от чего-то еще…

Дрожащими руками я достала ключ из сумки и вставила его в прорезь замка. Дверь открылась с легким стуком.

– Ну вот… мой номер, – храбро сказала я.

Я щелкнула выключателем, зажегся свет.

– Миленько.

Эта дьявольская усмешка не давала мне покоя.

– Вы смеетесь надо мной? – вспыхнула я.

– Ничуть. Номер действительно милый.

Он повел плечами. Сейчас он уйдет. «И я останусь одна», – эти слова стучали в моей голове так сильно, что я на секунду прикрыла глаза.

– Послушайте, – я постаралась принять развязный тон. – Вы можете здесь остаться.

Его брови изумленно поползли вверх.

– То есть как это – остаться?

– Остаться! Я что, вам совсем не нравлюсь? – спросила я почти сердито.

– Нравитесь.

– Ну… вот… – бестолково промямлила я, чувствуя себя не просто ужасно, а совершенно кошмарно. Я тонула, а спасательный круг мне никто не собирался бросать.

– Вы можете расположиться здесь и… провести ночь.

– Вы предлагаете мне крышу над головой? Но я не бездомный.

– Я предлагаю вам провести ночь со мной, – помимо моей воли, голос мой прозвучал жалобно.

Он сверлил меня глазами.

– И отчего же вы медлите? Я не в вашем вкусе?

Меня куда-то несло на всех парах.

– А что вы знаете о моих вкусах?

Я сдержала вздох. Мне страшно хотелось послать его к черту и выгнать из номера. Но я знала, что мое настоящее желание было сильнее всех доводов рассудка, вместе взятых. И главное – я ничего не могла с собой поделать. Впервые в жизни.

– Послушайте! – Я шагнула к нему. – Мы теряем время.