Кажется, сейчас, когда все уже поняли, каким дураком я могу быть, настало время для рассказа «Вечеринка у Тоби» / «Сцена на балконе».

Конец августа 1987 года. Брайтон, южное побережье Англии. Всемирный конвент любителей научной фантастики. Называется «Заговор». Название казалось очень удачным, пока двум почетным гостям, братьям Аркадию и Борису Стругацким, не пришло время оформлять документы для выезда из Советского Союза для участия в конвенте, беззаботно-глуповатое название которого не оценили лишенные чувства юмора премодернисты из КГБ (или где там в те времена выдавали визы). В итоге Стругацких никуда не пустили. Другим почетным гостем позвали Дорис Лессинг[22], которая мужественно подменяла невыездных Стругацких на некоторых мероприятиях, где было запланировано участие. Альфред Бестер[23]тоже не смог приехать, от чего создалось впечатление, будто над конвентом нависло какое-то проклятие (у Бестера, который написал минимум один из величайших научно-фантастических романов, вообще было железное оправдание: незадолго до событий он умер. Отписав все имущество своему бармену. Вот это класс).

Но конвент тем не менее удался и привлек тысячи поклонников научной фантастики со всего мира. Они наслаждались солнечными деньками, правда, главным образом в барах и на мероприятиях в комнатах без окон, но все равно наслаждались. Я участвовал в подобном форуме, наверное, во второй или третий раз, поэтому мне все нравилось. Тоби был моим редактором и отвечал за привлекающую толпы народу сатрапию под названием «Футура», входившую в обширные владения Императора Боба Максвелла.

У себя в номере, роскошной анфиладе на четвертом этаже отеля «Метрополь» с видом на пляж и море, Тоби закатил вечеринку. Правда, сам он это вечеринкой не называл. Он говорил «соберется небольшая компания, немного выпьем, приходи, дружище дорогуша». Часов этак через шесть небольшая компания уже исчислялась трехзначным числом, а бар в гостиной пришлось заново наполнить в третий или четвертый раз, прием это был настоящий бар, а не мини-бар. Каждый раз портье толкал перед собой небольшую тележку, полную бутылок. Тоби даже почти признал, что это все же вечеринка, но потом – несмотря на то, что туда проникли халявщики, которых он не знал, – снова стал утверждать, что это скромные дружеские посиделки. Пожалуй, это была одна из лучших вечеринок в моей жизни.

Светало. Почти все разошлись. Осталось человек десять, в том числе я и Родж Пейтон с Дейвом Холмсом из «Андромедии» – крупнейшего магазина научно-фантастической литературы в Бирмингеме. Стоим мы втроем на балконе спальни Тоби, треплемся о том о сем, и тут мне на глаза попадается другой балкон, а именно балкон гостиной. Точнее, я замечаю, насколько ничтожно расстояние между ними.

– Дейв, будь другом, подержи, пожалуйста.

И отдаю Дейву Холмсу стакан.

Так вот. Всегда, особенно когда жил в Лондоне, я увлеченно занимался совсем не олимпийском видом спорта под названием «пьяный паркур». Какое-то время даже мнил себя его изобретателем, но, думаю, я все же не первый, кто познал его безрассудные и опасные таинства, главнейшее из которых, конечно, состоит в том, как человек может надраться до уровня, когда он еще жив и в сознании, но уже считает такой спорт интересным делом. Я напивался и покорял вершины, городские вершины типа зданий. Ну, хотя бы некоторых зданий – не буду врать, что я забирался на Сентр-Пойнт[24]или на здание парламента.

Возвращаюсь к детству: в нежном возрасте я постоянно лазил по деревьям и скалам, причем забирался немного дальше и выше своих приятелей. Не в результате наличия у меня спортивного духа, а скорее вследствие того, что чувство «страшно, мать твою» проявилось у меня немного позже, чем у других. Относительно высокий и тощий, я убедил себя, что, раз моя мама профессионально занималась фигурным катанием, значит, я унаследовал идеальное чувство равновесия, которое дает мне преимущество.

Но все равно, лучше бы паркур – хоть в пьяном, хоть в трезвом виде – обошел меня стороной, из-за него я в детстве чуть не погиб. Тот случай должен был нанести мне глубочайшую травму и внушить сильнейшую боязнь высоты.

Норт-Куинсферри стоит на остроконечном мысу, торчащем из южного побережья Файфа, а позади нашей деревни располагается/располагаются холм/холмы Ферри (все зависит от того, какой картой пользоваться). Когда в 1890-м тут строили железную дорогу, чтобы связать основную магистраль с мостом Форт-бридж, инженеры решили рубить проход прямо в возвышенности, но скала оказалась слишком рыхлой. Мягкий песчаник с вкраплениями булыжников из песчаника чуть покрепче постоянно осыпался. Строители углубились футов на шестьдесят, но после энного обрушения сдались и проложили тоннель под холмом ровно в том же направлении, а борозда так и уходит в толщу холма/холмов жутковатым, вздутым каменистым каньоном в четверть мили длиной.

Как-то раз, когда мне было лет семь или восемь, мы с приятелями лазили по западному краю этого огромного раскопа. Я добрался почти до верха, схватился за большой выступавший булыжник и начал подтягиваться. Булыжник вывалился, как гнилой зуб, и мы с ним вместе начали падать на дно каньона, а это около пятидесяти футов.

Я отпустил булыжник, и он рухнул вниз, а сам я, пролетев всего несколько футов, приземлился на колючий куст, росший на узком выступе. Конечно, я сильно расцарапался и, может быть, даже немного поскулил. Мои друзья встали цепью и вытащили меня наверх, а к тому времени, как я доплелся до дома, дрожь в коленках почти прекратилась (естественно, будучи заботливым парнишкой, я не хотел никого расстраивать и отложил рассказ этой истории родителям лет на пятнадцать). Надо признать, любой разумный ребенок извлек бы из этого происшествия урок. Но это, очевидно, не про меня.

Когда я съехал с квартиры своего друга Дейва Маккартни на лондонской Белсайз-роуд, где кантовался несколько месяцев, и нашел себе жилье – сначала на Ислингтон-Парк-стрит, а потом на Грэм-роуд, где поселился вместе с Энн, – мой любимый скалолазательный маршрут пролегал параллельно участку канала Гранд-Юнион, к востоку от Эйнджела. Так идти домой было интереснее, а к тому же если внезапно требовалось отлить, сами понимаете…

Если не ошибаюсь, увлечение пьяным паркуром началось в ту пору, когда под одним из мостов велся ремонт и пешеходную дорожку вдоль воды отсекли дощатой загородкой. Я разозлился, что мне преградили путь, а потом подпрыгнул, завис прямо над каналом и, перебирая руками, преодолел запретный участок. Еще был случай: я перелез через фабричный забор и вскарабкался на незнакомое индустриальное строение метров шести-семи в высоту, которое смахивало на нефтеперегонный цех, а пахло как кожевенный завод; на крыше стояли какие-то баки, в один из которых я случайно угодил ногой в поисках лучшей точки обзора. Ботинок развалился в течение следующей недели, носок пришел в полную негодность, а ноге хоть бы что.