– Арсений, – обратился он к секретарю. – На станции уже введено какое-нибудь чрезвычайное положение?

– Пока нет, – ответил секретарь.

– Пока? То есть вы чего-то ждете?

– Кипарис не принимает поспешных решений. Он все взвесит и тогда определится.

Ион еле поспевал за Арсением в лабиринте построек.

– Такими темпами вы поднимете панику раньше времени, – предупредил учитель. – В метро секреты долго не живут. Забыли?

– Не забыл, – ответил секретарь. – Именно поэтому у нас еще меньше времени. Нас ждут в лазарете.

Переход между обеими частями Датаполиса Ион не любил больше всего. Сидящие на ступеньках нищие в один голос принялись клянчить у него «жетончик». Ион раньше удивлялся, откуда, собственно, взялись нищие в Датаполисе – месте, позиционировавшемся как оплот гражданских прав. Они никак не вписывались в стерильную административную систему.

Ввиду перенаселения с недавнего времени любой, кто хотел поселиться в столице, мог это сделать только одним путем – разработать план оптимизации жилищных условий всех остальных. К тому же воплощение этого плана должно было стать базовой работой его автора, основной оплачиваемой занятостью. Если ты умел строить, то ты был обязан внедрить, к примеру, использование нестандартного строительного материала, вплоть до жеваного картона, или придумать оригинальный способ скрепления досок без металлических деталей. Причем твои достижения должны были работать не на будущие поколения, а на настоящее – здесь и сейчас. Самый лучший водопроводчик южных станций, возжелав поселиться в Датаполисе, должен был бы не просто наладить водоснабжение по всей столице – ему бы следовало постоянно ломать голову над тем, как перестроить всю систему, чтобы более богатые жители получали воду лучшего качества. С другой стороны, успех этого дела мог сделать богатым и самого водопроводчика. А там, глядишь, и один из пилонов освободят.

Иначе говоря, поселиться в столице имел возможность любой творческий человек, занятый в чем-нибудь общественно полезном и не боящийся практического каждодневного труда.

Однако человеческая природа в итоге взяла свое. Заоблачные требования прописки лишь разрушили возможность любых усовершенствований, заставив кандидатов усиленно искать альтернативные пути угодить верхам. В один прекрасный момент все планы по «расширению потенциала столицы» свелись к одному – вытеснить соседа. Ведь творческим вкладом может считаться не только создание чего-то нового или хотя бы конкурентоспособного, но и критика того, кто уже придумал все нужное раньше. Так что относительно светлые идеи были каждым восприняты в меру своей испорченности. Вскоре после реформ столица Креста превратилась в немыслимый клубок труб, проводов, каналов, мостиков и прочих узлов – и вся эта мешанина требовала каждодневного обслуживания. Кто-то в своей погоне за прогрессом не учел, что любой творческий подход требует пространства для экспериментов, а в такой замкнутой системе, как Датаполис, не осталось квадратного метра, в котором можно было бы спокойно отдохнуть.

Когда выяснилось, что граждане начали мешать друг другу, резко повысилась агрессивность. Кипарис распорядился освободить от любых объектов переход между станциями, сделав его нейтральной территорией. Так появилась своеобразная ничья земля – зона равенства. Немыслимая попытка разрядить напряжение неожиданно увенчалась успехом, поскольку жители столицы, несмотря на различия, единодушно дрожали и трепетали над самой идеей незыблемости социальной системы и прочного общества, сохранность которого была превыше личных удобств. В результате обе станции оказались перенаселены настолько, что желающих переехать в столицу стало гораздо меньше. Город перестал развиваться, Кипарис пообещал новые реформы. Но вместе с тем никто из урвавших зубами место в Датаполисе уже не желал его покидать. В пределах города хотя бы был шанс на лучшую жизнь. За выходом в любой из туннелей – никакого шанса.

Продираясь сквозь толпу, Ион чуть ли не проклинал себя за то, что волей случая воспользовался дрезиной смотрителя. Надо было бежать сзади, наверное. Теперь в глазах половины жителей столицы учитель являлся некой вип-персоной, с которой можно было стрясти денег на еду. Тем более что едой тут пахло весьма недурной. Знакомого аромата жареного мяса Ион уже не ощущал. За год жизни под землей люди не утратили чувства прекрасного – или, во всяком случае, того, что животные инстинкты воспринимали как прекрасное. Помимо грибов, свинины и всяких паршивых, неизвестно из чего сделанных колбас, есть было особо нечего. Поэтому в ход пошли приправы, соусы, красители и прочие вкусовые добавки, призванные разнообразить опостылевший вкус некачественной еды. Когда Ион составлял личный рейтинг полезных нововведений в метро, то наравне с ручной очисткой воздушных фильтров он поставил соусы. Смотритель безоговорочно отдал бы один из пилонов тому, кто придумал способ производить любые соусы ресурсами метро. Однако изобретатель-кулинар так и остался неизвестным, сгинув в туннелях по дороге на Контрактовую.

– Арсений, – не утерпел Ион. – Откуда здесь нищие? Зачем они вам здесь?

– Как это – зачем? – удивился секретарь.

– Они у вас работают?

– Конечно. Они попрошайничают. Это тоже работа. Все, что приносит доход, можно назвать работой. К тому же они платят налог. Взамен мы их не прогоняем. В чем тут проблемы?

Ион хотел на это возразить, но ничего не придумал. Между станциями Креста транзитный проход осуществлялся бесплатно – это был один из постулатов, позволявших Кресту оставаться единым государством. Никого не могли просто так выдворить со станции или запретить ему вход, если тот соблюдал местные законы. Несмотря на наличие местных органов власти на каждой станции, налоги и поборы на проход были строго запрещены. Зато право на работу следовало заслужить или хотя бы оплатить из своего кармана. Обычно все именно так и поступали – платили, чтобы иметь возможность снова заработать и снова потратить здесь же, на месте. Какой еще мог быть смысл тащиться в страну огней, соусов и сверкающих дрезин, если не принести оттуда что-нибудь?

Очевидно, нищие нашли способ легализоваться и обойти некоторые ограничения. Зайти на станцию – пожалуйста. Выйти – никаких проблем. А вот найти на ее территории занятие – уже сложнее. Будь добр заплатить. Схема простейшая, как пустая гильза, но работает.

Пришлые считали разумным не обижать местных. В принципе, эта социальная игра была далеко не единственной, на которой базировался шаткий порядок метро. Сам Ион никогда не подавал нищим из принципа. Но все же, с грустью понял учитель, в глазах смотрителя именно он, просящий себе шатер для школы, как раз и выглядел таким же нищим. Грязные оборванцы на ступеньках являлись достаточно значимым звеном местной экономической системы. Он же, чужак с Лукьяновской, не приносил ничего, кроме проблем.

– Книги, покупаем книги на растопку! – орал смуглый заросший мужик с жилистыми руками. – Игральные карты, довоенные плакаты! Есть «Флора» с шестьдесят восьмой страницей!

Возле мужика мигом образовалось двое дежурных. У одного на рукаве красовалась тонкая коричневая повязка – признак принадлежности к младшему офицерскому составу. По меркам элиты Площади Льва Толстого – почти ничто, молодой человек с коричневой «однополоской» не имел права даже заходить к Баобабу без приглашения. И все же у него была власть – к примеру, право на задержание и арест имущества сроком на час, пока не появятся новые данные. Не прошло и минуты, как продавца топливных материалов уже вели прочь, в то время как дополнительно вызванная пара дежурных, уже без повязок, сворачивала арестованную торговую точку.