В дверях толпились зрители из соседних отделов.

– Может, заберешь его к себе? – так, чтобы никто не услышал, неуверенно поинтересовался Петрович.

– Не могу, Иннокентий Петрович. Жена недавно родила, и жилплощадь маленькая. А вы зря от Бонифация отказываетесь, такие собаки на дороге не валяются. Вы не смотрите на то, что он беспородный. Дворняги – самые умные.

– Этот умный пес всю общагу сегодня днем на уши поставил, – пожаловался Петрович, скрыв от Семенова, что оставил Бонифация без капли воды.

– Так это потому, что он был первый день один, в незнакомом месте. Ну, сами подумайте, откуда ему было знать, что вы снова вернетесь? Ведь кто-то его уже однажды бросил и не вернулся. Видно же, что у собаки был владелец. А потом, посмотрите Бонифацию в глаза, он вас в хозяева выбрал.

Петрович посмотрел на пса, тот приветливо махнул хвостом.

– Ты как это определил?

– Очень просто, – продолжил Семенов. – Я когда ему команды давал, он всегда на вас оборачивался, а это значит, что он спрашивал у своего хозяина, можно ему выполнять чужие команды или нет. Вы в любой момент могли бы прервать это действо, и – только вы.

– Это как?

– Просто: «фу», «рядом», «ко мне».

– Ко мне, – скомандовал Петрович.

Бонька выплюнул чей-то погон, выданный ему для демонстрации трюков, и со всех лап бросился к своему избраннику.

– Воспитанная собака вас никогда не подведет, Иннокентий Петрович, ни вас, ни окружающих.

– Ну, все, товарищи, представление окончено, – объявил Петрович. – А то мы так до утра не управимся.

Петрович с гордостью прошествовал мимо сослуживцев, ощущая, какую весомость придает ему в глазах окружающих выбор Бонифация. Все пытались дотронуться до пса, в особенности девчонки-криминалисты.

Уже в коридоре, по дороге к кабинету, Петрович обратился к собаке:

– Ну что, партнер? По итогу выходит: ты – суперпес, а я – супердурак. Выражаясь словами итальянской мафии: никогда не совершай резких движений, пока не узнаешь, кто перед тобой стоит, – и, рассмеявшись, потрепал пса за ухом. – Пойдем, растерзаем на двоих добычу, пойманную в супермаркете.

Бонифаций не возражал, – из свертка в руках Петровича пахло свежей ветчиной и сыром.

Не успела Мила перешагнуть порог квартиры, как раздался звонок телефона. Это была Катерина.

– Как успехи? – бодро спросила она.

– Никак. Полный провал!

– Как «провал»?

– Вот так! Амбра оказалась тухлой.

– Не может этого быть! Что случилось?

– Много чего случилось. Кать, давай отложим разговор на завтра, – Мила повесила трубку.

Очень хотелось есть. Открыв холодильник, Мила обнаружила только остатки сыра и бутылку вина. Гулять, так гулять. Бутылка вина со стуком была поставлена на кухонный стол.

– Не многовато ли? – Услышала она голос позади себя.

– В самый раз, – и обернулась.

На кухонном балконе, загораживая собой весь дверной проем, стоял он – ночной гость.

Шагнув внутрь, он встал посреди кухни. Мила наконец-то смогла разглядеть его как следует. Синие пронзительные глаза под широкими бровями, черные волнистые волосы до плеч, бледное лицо.

«Господи! И создал же Бог такую красоту!» – подумала Мила.

– Вино будете? – спросила она растаявшим голосом.

– Не откажусь, – ответил он и сел за стол.

Мила наполнила бокалы и села напротив.

– Как тебе амбра? Будешь пользоваться и дальше? – спросил ночной гость, подняв бокал с вином и понюхав его.

– Нет. Откуда вы знаете про амбру?

– Видел Тощего в отделении Полиции.

– Как он?

– В жуткой депрессии после гормонального всплеска. У него все-таки не такая масса, как у кита.

– Это опасно?

– Завтра все пройдет.

– Кошмар какой! – Мила пристально посмотрела на ночного гостя. – Вы за мной следите?

– Скорее, наблюдаю.

– Зачем? Кто вы такой?

– Всему свое время.

– Вы второй раз уже проникаете в мой дом. У вас имя хотя бы есть?

– Тебе имя мое назвать? Оно тебе ничего не скажет. Хотя в вашу информационную эпоху… Здесь я – Базазаел.

– Какое странное имя.

– Восточное.

Казалось, что вино не имеет вкуса, – оно пилось, как вода. Мила с удивлением обнаружила, что содержимое бутылки не уменьшается:

– Мы уже выпила по два бокала, а бутылка по-прежнему полная, – вопросительно уставилась Мила на Базазаела.

– Разве это плохо? Обычно людей расстраивает обратное.

– Никогда не встречала гастарбайтеров с таким именем. «Здесь» обычно вашего брата переименовывают, к примеру, в Борю или во что-то подобное, а ты «тутава» – Базазаел, – глупо шутила Мила, и сама же заливалась от смеха.

Стены кухни плыли. Нюся, сидя на столе, внимательно наблюдала за происходящим. Глаза Базазаела то приближались, то удалялись от Милы. Она смеялась, он ухмылялся. Есть уже не хотелось. Тело перестало чувствовать и слушаться. Перед глазами все было белое, кажется, это был потолок.

* * *

Он стоял к Авелин спиной и разглядывал уступы древнеримского амфитеатра. Поверх его белых одежд был накинут черный плащ. Ловко скинув плащ на землю, он сел на него, а затем лег на спину, закинув руки за голову.

Авелин любовалась очертаниями его тела, проступавшего через мягкие складки белой туники, и его длинными пальцами, сцепленными в замок на затылке.

Когда он, ухватившись за кожаный шнурок, стянул его со своих волос, и светлые кудри рассыпались по плечам, Авелин почувствовала нежность и теплоту в груди.

Две сойки привлекли его внимание своей ссорой из-за клочка овечьей шерсти в клюве одной из них. Они, резко крича, промчались над ним и, чтобы не потерять их из виду, он повернул голову им вслед… и заметил Авелин.

Быстро вскочив на ноги, он шагнул ей навстречу с сердитым видом.

– Ты кто? – он явно был недоволен тем, что кто-то нарушил его одиночество.

– Авелин Дангон – дочь Клода Дангона, – обескураженная такой реакцией, Авелин пятилась назад в кусты.

– Что ты здесь делаешь? – наступал он.

– Тоже, что и вы, месье: смотрю на небо и камни, – она переломила свой страх и шагнула ему навстречу.

Это заставило его остановиться. Он заметил, что в ее глазах не было дерзости, в них светилась умная решительность, а это так не свойственно простым девушкам ее возраста, и от его раздражительности не осталось и следа.