Несколько лет назад я провел пять дней на исследовательской станции в заповеднике Данум Вэлли в северной части Борнео, где водится аргус. Как-то раз, ближе к вечеру, мы брели по сильно заросшей лесной тропе вдоль речки, и я вдруг услышал громкое куау-уау самца аргуса – точь-в-точь как описывал Биб. Крик был такой громкий, что я решил, будто птица находится совсем рядом – за следующим поворотом тропы, и замер в восторженном предвкушении. Впрочем, скоро я сообразил, что аргус кричал с большого расстояния, причем по другую сторону реки. И даже если бы самец продолжал кричать, мы все равно не успели бы добраться до него до наступления темноты. И даже если бы нам посчастливилось выследить его до самой площадки, при нашем приближении он наверняка сразу умолк бы и незаметно скрылся в окружающем подлеске. Вынужденный довольствоваться лишь искушающим эхом крика, доказывающим, что аргус здесь все же обитает, я мог только воображать, какой экстаз испытал Биб, увидев эту поразительную птицу.

Когда же в тот вечер мы наконец вернулись на станцию, проведя весь день, с самых предрассветных сумерек, за наблюдениями птиц в кишащем пиявками лесу, нам встретился французский художник, друг одного из исследователей, работавших на станции. По его собственным словам, он приехал сюда, чтобы «писать тропический лес». Заметив нас, он мимоходом поинтересовался, не подскажем ли мы ему, что за необычную птицу он видел, когда уже довольно поздним утром прогуливался в окрестностях станции. После чего он с невинной беспечностью принялся описывать большую птицу, похожую на курицу, примерно в пару метров длиной, которая перебежала через грунтовую дорогу в каких-нибудь трехстах ярдах от усадьбы заповедника. После того как я несколько дней впустую топтал окрестные леса, не увидев этой птицы даже мельком, а он увидел ее, не прикладывая к тому ни малейших стараний и даже не оценив своего везения, я едва сумел сдержать лютую зависть к его совершенно незаслуженной удаче. И почесывая зудящие пиявочные укусы, я в полной мере испытал чувства, противоположные «великому превосходству» Биба, и только вполголоса клял богов – покровителей бердвотчеров.

Если даже мельком увидеть аргуса в дикой природе оказывается крайне сложной задачей, то чтобы понаблюдать за тем, что именно самец аргуса выделывает со своими длинными перьями хвоста и крыльев во время ритуала ухаживания, требуются тщательные приготовления, а также готовность к длительным и весьма тяжелым испытаниям. Уильям Биб сначала пытался подсматривать за аргусом из небольшой палатки, воздвигнутой неподалеку от площадки, а затем из укрытия, устроенного на дереве над ней, но обе попытки оказались безуспешными. Наконец, он заставил своего помощника вырыть в земле глубокий окоп позади большого досковидного корня дерева, расположенного рядом с площадкой самца. В этом окопе, прикрытом сверху ветками, он сидел днями напролет около недели, пока наконец не стал свидетелем того, как самец исполнил на его глазах полный ритуал ухаживания за посетившей его площадку самкой. И при этом Биб еще легко отделался! Пять лет спустя орнитолог Джеффри Дэвисон провел в общей сложности 191 день на протяжении трех лет, наблюдая за самцами аргуса в Малайзии[55]. И за все семьсот часов наблюдений Дэвисон увидел посещение самца самкой всего один раз. По трудозатратам это равно более чем полугодовой работе при сорокачасовой рабочей неделе. Стоит ли говорить, что только очень немногим людям хватает на это терпения, поэтому неудивительно, что большая часть сведений о поведении аргусов собрана в ходе наблюдений в условиях неволи[56].

Ритуальные прохаживания самца аргуса

Итак, вот что происходит, когда самка аргуса является на площадку самца. Самец начинает свой ритуал ухаживания с нескольких подготовительных демонстраций, включающих ритуальное склевывание с земли и медленное, нарочитое прохаживание с демонстрацией ярко-красных ног. Затем он начинает бегать вокруг самки, описывая широкие круги и поднимая крылья под таким углом, что самке видна их верхняя сторона. Затем, без всякого предупреждения, в момент, когда он находится всего в одном или двух футах от самки, самец вдруг принимает очень необычную позу, демонстрирующую немыслимо сложный и прихотливый узор на его четырехфутовых маховых перьях. С необъяснимой сдержанностью биологи назвали эту позу «фронтальным движением»: самец склоняется перед самкой, выворачивая свои узорчатые перья так, что они образуют большую воронку, края которой прикрывают его голову сверху и частично окружают самку. В 1926 году голландский исследователь, один из основоположников науки о поведении животных, Йохан Беренс де Хаан сравнил эту «воронку» аргуса с зонтиком, вывернутым в другую сторону сильным порывом ветра[57].

В этой невероятной позе самец подсовывает голову под одно из крыльев и поглядывает на самку через щель между перьями на запястной части крыла, следя за ее реакцией. Ярко-синяя кожа, окружающая крохотный черный глаз самца, видна самке только в эту щель в его вывернутых крыльях. Кроме того, во время демонстрации позы самец приседает, выставляя одну ногу перед другой, как спринтер на стартовых колодках. Склоняясь перед самкой, он приподнимает заднюю часть тела, задирает вверх длинные хвостовые перья и ритмично покачивает ими вверх-вниз, так что самка может время от времени видеть, как они мелькают над воронкой из маховых перьев или в просвете, который иногда открывается между правым и левым крылом. Верхняя часть воронки из маховых перьев покачивается над головой самки, как портативный мини-амфитеатр. Самец еще несколько раз потряхивает этой перьевой воронкой мелкими ритмичными движениями общей продолжительностью от двух до пятнадцати секунд, а потом вновь принимает «нормальную» форму и возобновляет ритуальное клевание с земли, прежде чем через несколько секунд повторить свою демонстрацию.

До сих пор в этом описании зрелищной демонстрации самца при всей ее драматичности не было сказано о действительно самой примечательной особенности «фронтального движения» аргуса – а именно о невероятной расцветке его маховых перьев. Принимая позу «вывернутого зонтика», самец демонстрирует верхние стороны маховых перьев, которые при сложенном крыле прикрыты и не видны. Внезапное преображение этого невыразительного в обычных условиях оперения поражает до глубины души. Хотя цвета, в которые окрашены маховые перья аргуса, в целом составляют неяркую палитру черного, темно-коричневого, красно-коричневого, золотисто-коричневого, охристого, белого и серого оттенков, тем не менее они собраны в необычайно тонкий и сложный узор, какого, пожалуй, не найти ни у одного другого живого существа на Земле. От крохотных, меньше миллиметра, точек на каждом отдельном пере до общего рисунка, который складывается на полностью расправленной четырехфутовой перьевой воронке, все сорок маховых перьев аргуса рождают цветной орнамент такого немыслимого совершенства, на фоне которого полностью меркнет даже прославленный хвост павлина. На мой взгляд, в природе нет вообще ничего, что могло бы соперничать с фантастической сложностью этого узора.