К этим словам Вильната Ира отнеслась как к вожделенному для всякого тогдашнего россиянина предложению работать на западную компанию. Однако Аузан в этих словах увидел угрозу независимости журнала «Спрос» и вообще российской Конфедерации обществ потребителей. В ответ «Штифтунг» мало того что перестал финансировать журнал «Спрос», но еще и запустил в пику ему на российском рынке журнал «Потребитель король».

От неминуемого банкротства Ирин журнал спас Алистер Макджордж, который недолюбливал «Штифтунг», ибо негоже было, на взгляд британского аристократа, потребительской организации существовать на деньги правительства. Как и многие британцы, Алистер Макджордж был эксцентричным человеком. Он носил на пальце перстень с фамильным гербом, но при этом любил гостить в России у Иры и Аузана и довольствовался в таких случаях матрасом, расстеленным на полу. Он отказывал русским в праве выбирать себе власть до тех пор, пока они не научатся выбирать товары широкого потребления, но при этом прямо говорил немевшему в его присутствии Вильнату, что Германия не может вести себя на российском рынке, как ведет себя в малых странах. Он, Макджордж, обратился в британские и голландские потребительские организации, и те дали «Спросу» кредит на первое время, когда «Штифтунг» перестал «Спрос» финансировать.

Как и положено в кризисных ситуациях, проект решено было не робко сохранять, а, наоборот, бурно развивать. Если во времена партнерства со «Штифтунгом» журнал выходил раз в два месяца, то теперь стал выходить раз в месяц. Если прежде о собственных испытания только мечтали, то теперь их устроили. Если раньше, когда были деньги «Штифтунга», не очень думали о распространении, то теперь за распространение взялись всерьез. Проблема распространения при этом решена была вовсе не рыночным, а командно-административным методом.

Для всякого журнала в России распространение — это краеугольный камень и одновременно камень преткновения. За выход на рынок, за то, чтобы журнал оказался на полках, распространитель требует с издателя денег. К тому же нет у издателя никакой возможности снизить цену, чтобы повысить тираж. Если издатель снизил цену, распространитель цены не снижает, а продает журнал, как продавал, просто увеличивает свою маржу. На этом, между прочим, погорел затеянный «Штифтунгом» журнал «Потребитель король». Они не смогли раскрутиться. И эту проблему Александр Аузан традиционно решал при помощи печени.

Главой Роспечати в те времена был советский еще функционер Виктор Точилкин. Как всякий советский функционер, он всерьез полагал, что время от времени следует делать что-нибудь полезное для народа. С ним Ира напропалую кокетничала, а Аузан пил водку. За это Точилкин считал Иру восторженной комсомолкой, Аузана хорошим мужиком, а журнал «Спрос» — полезным делом, повышающим качество товаров народного потребления. Исходя из трех этих соображений, Точилкин покупал ежемесячно пятьдесят тысяч экземпляров журнала, платил, как только тираж поступал на склады Роспечати, а когда Ира спросила, как Точилкин предполагает распоряжаться возвратом тиража, Точилкин сказал безапелляционно, что возврата не будет. Этакая бизнес-схема, разумеется, не могла прийти в голову немцам, и потому, поссорившись со «Штифтунгом», журнал «Спрос» выжил, а запущенный «Штифтунгом» журнал «Потребитель король» обанкротился.

Пройдет еще четыре года, прежде чем в августе 98-го Сергей Трухачев, заведующий в КонфОПе финансами, прибежит к Ире и скажет:

«Не спрашивай, откуда я знаю, но быстро забирай все деньги из ГКО и быстро выводи все деньги из „Инкомбанка“».

Пройдет четыре года, прежде чем Ира не поверит Трухачеву и тем практически обанкротит журнал.

Пройдет четыре года, прежде чем после кризиса 98-го розница в издательском деле перестанет иметь значение, журналы станут зарабатывать только на рекламе и «Спрос», принципиально не печатающий рекламы, начнет испытывать колоссальные трудности.

Пройдет всего четыре года… Но за эти четыре года во многом благодаря журналу «Спрос» сложится в России полноценный потребительский рынок.

Антон Понизовский работал корреспондентом на телеканале НТВ в программе «Намедни». Речь идет о начале 90-х, тогда все слова из предыдущей фразы имели другое значение. «Антон Понизовский» следовало бы теперь писать Anton Ponizovsky, поскольку Антон живет в Канаде. Работать он больше не работает, а владеет небольшой продюсерской компанией, которая работает сама собой. НТВ? Это сейчас НТВ — набитый скандальными программами один из четырех крупнейших российских телеканалов, а в начале 90-х НТВ вещало всего несколько часов в сутки и было очень элитарным крохотным телеканалом для интеллигенции. Телепрограмма «Намедни» только в начале 2000-х ненадолго стала главной информационно-аналитической и политической программой страны, а в начале 90-х она была эстетской программой про культуру. Вот там-то Антон Понизовский и работал корреспондентом — в эстетской программе про культуру на крохотном, вещавшем несколько часов в сутки телеканале для интеллигенции.

Впрочем, слово «корреспондент» тоже имело в те времена другое значение. Если сейчас корреспондент ощущает себя чем-то вроде слуги, то тогда ощущал господином. Если сейчас корреспондент ждет указаний от начальников и ньюсмейкеров, то тогда считал себя вправе сам давать указания всему миру. Если сейчас корреспондент думает, что, вероятней всего, так всю жизнь корреспондентом и проработает, то тогда корреспондент верил, будто карьерный рост его должен происходить ежеминутно, а зарплата в абсолютном исчислении должна удваиваться как минимум раз в год.

И Антон Понизовский работал корреспондентом. Без году неделя на этой своей работе, Антон посчитал, что ведущий «Намедни» Леонид Парфенов вот-вот назначит его, Антона, шеф-редактором программы, и когда Парфенов вместо того, чтобы назначить шеф-редактором Антона Понизовского, назначил Павла Лобкова, Антон обиделся, увидев в этом назначении торжество вопиющей несправедливости.

Полагаю, все корреспонденты обиделись. Если бы слушать корреспондентов, Парфенову надо было бы весь свой штат назначить шеф-редакторами. Амбиций у этих двадцатипятилетних людей было сколько угодно. Однако только один Антон Понизовский, не став шеф-редактором, принял для себя решение не потерпеть еще пару месяцев (ибо через пару-то месяцев, думалось, точно все станут топ-менеджерами и мультимиллионерами), а сделать собственную программу, может быть, даже и лучше, чем у Парфенова.

Идей у Антона тоже было хоть отбавляй. Антон составил целый список программ, которые можно было бы сделать: и про культуру, и про политику, и про спорт, и про здоровье. И в длинном списке оригинальных продюсерских идей была, в частности, идея программы о потребительских товарах. С этим своим списком каждый день в свободное от работы время Понизовский приходил в приемную к тогдашнему энтэвэшному начальнику Алексею Цивареву и просиживал часами, поскольку Циварев не спешил принимать двадцатипятилетнего мальчишку. А когда принял, проглядел весь список идей, покачал головой и ткнул вяло пальцем в тот пункт, где описывалась программа про потребительские товары, — разве что вот это…