Но не отказались.

Как и предполагал Понизовский, программа «Впрок» после этого стала стремительно маргинализироваться, и сейчас, может быть, и выходит где-нибудь, да никому до этого нет дела. По всем телеканалам теперь во множестве выходят потребительские программы, но и до них никому нет дела, ибо у каждой из них есть «список неприкасаемых».

Еще некоторое время Понизовский и Аузан пытались издавать журнал «Впрок», запаянный в одном пакете с журналом «Спрос». «Спрос», как и положено потребительскому журналу, рекламы не содержал. Во «Впрок» предполагалось собирать рекламу и тем покрывать убытки «Спроса». Однако товары, рекламировавшиеся в журнале «Впрок», предполагалось подвергать конфоповской экспертизе и сертифицировать особым образом. На таких условиях никто не покупал рекламу в журнале «Впрок», особенно когда узнавал, что реклама не выйдет на телевидении.

Вскоре журнал «Впрок» закрылся. «Спрос» остался выходить один, каждый год обнаруживая в бюджете у себя изрядную дыру. Подписчики журнала все больше превращались в профессионалов, ворующих из «Спроса» результаты экспертиз, перепечатывающих в других изданиях вперемежку с заказными материалами. Наконец интернетовские форумы все больше и больше стали заменять людям конфоповских экспертов, хотя ни один посетитель форума не скажет наверное, как отличить независимый (и уж тем более экспертный) отзыв от заказного, проплаченного и рекламного.

«Спрос» умирает. Ирина Виноградова говорит, что каждый год думает о закрытии «Спроса». Но каждый год случается нечто, благодаря чему банкротство откладывается еще на год. Однажды удалось найти финансирование в нотариальной палате на том основании, что нотариусы кровно заинтересованы в развитии потребительской культуры. В другой раз бывший ученик Аузана, топ-менеджер транснациональной компании, просто достал из кармана денег и покрыл бюджетный дефицит. В третий раз, к слову, пришлось Аузану договориться с одной из крупных табачных компаний, что та поддержит издание потребительского журнала. Договор был деликатный, ибо вообще не принято брать благотворительные деньги у табачных компаний. А когда годы спустя в прессе появилась информации о том, что табачные компании финансируют в России потребительский журнал и покупают мнение потребителей, Аузан разозлился и от злости бросил курить.

В 1992 году, когда выпускник экономического факультета МГУ Сергей Трухачев пришел к Александру Аузану и заявил, что будет его помощником, денег не было. То есть их совсем не было, ни у кого. Денег не было ни у двадцатилетнего Трухачева, ни у сорокалетнего Аузана. Денег не было ни у физических лиц, ни у юридических. Ни у государственных банков, ни у промышленных предприятий. Денег не было ни у продуктовых магазинов, ни у нефтяных компаний, ни у маленьких театров, ни у огромных машиностроительных заводов.

Денег не было, а студент Трухачев хотел изучать экономику. Иными словами, он хотел изучать то, как люди принимают решения, как движется и живет это материальное воплощение человеческих решений — деньги. А денег не было.

Нельзя понять, здорова ли кровеносная система человека, если по сосудам не течет кровь. Нельзя оценить, хорошо ли устроена электрическая проводка в доме, пока не включишь электричество и не пустишь ток по проводам. Точно так же нельзя изучать экономику, если не движутся деньги. А в 92-м деньги не двигались.

Были огромная страна, богатые недра, бескрайние просторы, многомиллионные города. Но чтобы вырастить хлеб на бескрайних просторах, надо было купить семена и солярку, а денег не было. Чтобы добыть из-под земли нефть, газ, золото, железо и медь, требовались инвестиции, а денег не было. Промышленные предприятия, может быть, и хотели бы произвести для потребителей все на свете, от ночных сорочек до автомобилей, но не было денег, чтобы купить шелк или металл, и не было денег, чтобы заплатить рабочим. А многомиллионное население, может быть, и хотело бы купить что-нибудь, дабы поддержать отечественного производителя, но у него не было денег, у этого населения. И экономическая жизнь замерла.

Это был замкнутый круг, гордиев узел, однако в двадцать лет люди не очень-то верят в замкнутые круги и гордиевы узлы, вот и Сергей Трухачев не верил и правильно делал. Поначалу Трухачев просто работал у Аузана, организовывая хоть и амбициозные, но рассеянные профессорские дела. Трухачев свято верил, что, как бы дела ни были запутанны, всегда можно взять листок бумаги и расставить приоритеты: во-первых, надо провести семинар в университете; во-вторых — поговорить с чиновником N в правительстве; в-третьих — написать статью для газеты M. Мало-помалу таким образом все запутанные профессорские дела как-то делались.

Фокус с листочком Трухачев и в КонфОП проделывал регулярно. Это помогало решению многих проблем. Глава юридической службы Конфедерации Диана Сорк, например, не умела говорить «нет». Кто бы и с каким бы делом к Диане ни обратился, она неизменно соглашалась дело вести. И когда дел накапливалось столько, что вести их все вместе могла бы разве что крупная адвокатская контора, Диана просто пряталась дома и отключала телефон. В таких случаях Трухачев приезжал к Диане, врывался к ней в дом, пользуясь тем, что Диана никому не может сказать «нет» и, стало быть, не может не пустить в дом обрушившегося как снег на голову Трухачева, доставал листочек и говорил: «Диана, спокойно. Давай разберемся. Во-первых, надо довести до конца дело с холодильником. Во-вторых, надо подать уже наконец иск по делу с автомобилем „Волга“. В-третьих, надо передать кому-нибудь все остальные дела. А в-четвертых, Диана, надо научиться говорить людям „нет“».

Уроки отказа Трухачев преподавал Диане с завидной регулярностью. Не только у Дианы дома в моменты панических Дианиных кризисов. Но и на работе, просто профилактически. Аузан однажды зашел в крохотную конфоповскую комнатку на Солянке и застал следующую сцену. Сергей Трухачев и Диана Сорк сидели друг напротив друга, и Трухачев командовал:

«Диана, скажи „нет“!»

«Нет?» — неуверенно говорила Диана.

«Нет! — настаивал Трухачев. — Скажи громче. Просто скажи „нет“ громко и четко».

«Нет», — говорила Диана шепотом, но зато уже без вопросительной интонации.

«Нет! Еще громче!»

«Нет», — говорила Диана, и с третьего раза ее «нет» действительно более или менее звучало как отказ.

Российская экономика — да! — представляла собой гордиев узел и замкнутый круг, но и перед лицом стагнирующей экономики Трухачев вел себя так, как вел себя с профессором и юристом. Фокус с листочком работал. Сделать было ничего нельзя, но Трухачев доставал листочек и писал на нем: «Во-первых, надо помочь Аузану. Во-вторых, надо помочь Диане. В-третьих, надо устроить в КонфОП финансовую службу, потому что в сфере финансов права потребителей никак не защищены».

Фактически финансовая служба КонфОП была создана раньше, чем задвигались в России всерьез какие-то финансы, если, конечно, не считать серьезными финансами те деньги, которые стали зарабатывать с конца 80-х поставщики импортного ширпотреба. Финансовая служба появилась, когда началась приватизация, люди получили невразумительные бумажки, называвшиеся ваучерами, и понесли их в невразумительные организации, называвшиеся ваучерными фондами. Выстраивались очереди. Люди жгли костры по ночам, дожидаясь, когда начнется рабочий день и можно будет свой ваучер вложить. Куда вложить? Как вложить? Люди не понимали, а только тешили себя беспочвенной надеждой вот-вот превратиться в акционера (что бы это ни значило), в рантье (как бы это ни выглядело), жить себе спокойно и стричь купоны (хотя мало кто даже и наималейшее имел представление о том, как эти купоны выглядят и как их надо стричь).