Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смешно. Тут бы со своими чувствами к Всеволоду Алексеевичу определиться. А она вспоминает – ладно бы о бывшем любовнике! – о жене бывшего любовника. Это такой сложный способ – разъять природу счастья и несчастья! Счастье не труп. Начнёшь препарировать – умрёт. Потому Алёна и не слишком размышляет о Северном. Уж лучше о жене бывшего любовника подумать. Там уже препарировать нечего. Всё давно сгнило. Не жена сгнила. Жена всего лишь постарела. Счастье сгнило. Можно было бы сказать: «Её счастье сгнило». Но это было бы неверно. Счастье бывает или «их», или испускает дух. А тела у счастья нет. Нечему гнить. Есть. Нет. Или есть, или нет. А дальше уже всё разжёвано до нас: живут по инерции, из страха остаться в одиночестве, «ради детей». Ну и ещё, конечно же, потому что «совместно нажитое». Последняя – самая мерзкая из причин, самая кабальная для женщин, которым работать запретили. Потому что куда и как женщине в полтинник, потерявшей специальность, выпавшей из всех профессиональных обойм? Привыкшей к Шанель на бюджетные хлеба не хочется. Так что идти некуда. Разве что в суд… Хотя как это – «работать запретил»? Это хорошее оправдание собственной лени. Лени телесной и, что значительно хуже, лени душевной.
После той вечеринки Алёна Дмитриевна объявила своему любовнику, мол: милый-дорогой, всё было очень вкусно, всем спасибо, все свободны. Он так ничего и не понял. Кричал, что жена для него ничего не значит, что она давно уже просто-напросто номинальная жена. Не объяснять же умному, успешному мужику, что вот это-то как раз и очень плохо, что жена для тебя ничего не значит. Совсем в ступор мужика загнать можно. Неплохой мужик, пусть живёт безмятежно. Юных алчных и не очень дев на его век хватит с лихвой.
Между романами Алёна Дмитриевна всегда брала тайм-аут и никогда не бросалась в первые попавшиеся подходящие объятия. А тут – Северный. И всё так стремительно. Молниеносно. Прогулки, совместные ужины, койка. Бац – предложение руки и сердца. Да она никогда замужем не была! Не знает она, Алёна Дмитриевна Соловецкая, как там оно, в этих замужествах! Климат, атмосфера, как там меняется насыщение артериальной крови кислородом?..
Прежде, если она куда-то уезжала, так она уезжала. Никакой связи с любовниками. Так повелось ещё с тех пор, как дочь была маленькая. Дочь и любовники не смешиваются – эта заповедь Алёной Дмитриевной почиталась посерьёзней «не убий». Слишком хорошо она помнила, каково это – менять пап; спасибо матушке. Давно что-то не звонила из своего очередного замужества. Ну, жив немец-курилка, подцепленный неувядающей маман в Египте, – и то хорошо. Ах, мама, мама! Что же ты не передала мне ген бесшабашной бездумности и эгоистичной беззаботности?..
Дочь и любовники не смешивались. Связи с отдыха никакой не было. А тут? Как девчонка, писала Северному из Калифорнии глупые, многословные письма. Скучала. С подругой – есть-таки подруга! Может, потому и подруга, что на другой стороне глобуса – обсуждала постоянно. В эйфорию какую-то впала, как малолетняя дурочка. Алину с ним познакомила, хотя без этого можно было обойтись. Дочь, конечно же, уже взрослая, но… Вроде никаких «но» нет, если рассудить здраво.
Здравое рассуждение: Всеволод Алексеевич Северный красив, образован, умён (и остроумен! – что немаловажно), обаятелен, обеспечен, что называется с ч/ю и без м/п; хорош в постели, нежен, заботлив и ласков и вне её; уважаемый человек… Ну и так далее.
Иррациональные эмоции: он безумно нравится Алёне Дмитриевне; он абсолютно её мужчина – чувство кожи не врёт.
Вопрос: так какого же рожна? Почему ей так страшно сделать то, что ежедневно делают миллионы других людей? А именно – поставить печать в паспорте. Она настолько привыкла к своей no man’s land[7]– крылатое выражение, контекстно забавное и своим буквальным переводом, что неспособна не только выйти за него замуж, но даже пустить его к себе в дом? Чушь несусветная! Глупость какая-то! Что она, в самом деле, как маленькая?! Вот сейчас она позвонит ему и…
Алёна Дмитриевна взяла телефон… И, так и не набрав номер, осторожно положила трубку и даже выключила. Потом снова включила. Работа. Пока ещё есть работа. Главврач отпуск за свой счёт подмахнул на весь сентябрь. Всё равно плановая помывка, вернее, ремонт, после которого, как он шепнул ей по секрету, Ульяновский родильный дом уже не откроется. Никогда. Да и ремонта никакого не будет. Смета не утверждена, но распоряжение закрываться имеется. Ищите работу, Алёна Дмитриевна. Спасибо. Вы были отличным нач-медом.
И что делать? Согласиться выйти замуж именно сейчас? И всю жизнь она будет думать, что к такому решению подтолкнул её ещё один страх – страх безденежья. И совершенно неважно, что по этому поводу будет думать он. Скорее всего ничего не будет думать. А расскажи она ему о таких своих мыслях – возмутится совершенно искренне.
А как же дочь? Не будет же Алёна просить у него денег на не его дочь.
А если он захочет детей? Своих детей. Ей что, рожать на старости лет? Ей – сорок. Ему – пятьдесят. Вспоминается американская комедия «Отец невесты». «Мы даже сможем увидеть, как наш ребёнок пойдёт в колледж! Если мы ещё будем видеть…»
Сплошные «а как же?..» и «а если?..» на фоне сумасшедшего, ничем не обоснованного желания немедленно выскочить за этого чёртова чудесного, замечательного Всеволода Алексеевича Северного замуж. Алёна вся тает и млеет, как его видит. Иронизирует, а сама так и смотрела бы на него, открыв рот. Так и шла бы, как крыса за дудочкой Нильса.
Раньше за неимением лучшего она довольствовалась лучшим из имеющегося. Но выбор мужчин для неё всегда – всегда после отца её дочери – был делом очень осознанным, взвешенным. И вовсе не в какой-то там корысти дело – денег у мужчин она никогда не брала. Но первый опыт был настолько… Господи, то когда было?! Давно пора уже забыть… Нет, никогда она не забудет «то, когда». Хорошо, что дочь её – Алёнин фенотипический слепок. Иди-знай, как и что она чувствовала бы, будь Алина похожа на своего отца. Отец – тут слишком громкое слово. Биологического соучастника. Неужели именно он так напугал? Это же маразм – всю жизнь зависеть от чувства боли, страха, чувства обиды… зависеть от сомнений. Уж лучше ещё раз ошибиться! Уж лучше честно ошибаться хотя бы раз в двадцать лет, чем всю жизнь выстраивать безошибочные, но недолговечные комбинации.
Алёна Дмитриевна схватила телефон и набрала Северного.
– Севка, я, скорее всего, выйду за тебя замуж, если ты не хочешь просто так! Но только твоя мама права про поездку. Я выйду за тебя замуж после поездки. Если ты сам не передумаешь. Со мной очень неудобно жить.
– Да, я не хочу «просто так». Я с тобой не могу «просто так». Здравствуй, Алёна. – Всеволод Алексеевич был чуть серьёзен, чуть ироничен. Даже всего лишь голос его успокаивал. Ей становилось тепло и хорошо. Проблемы, ситуации – «а если», «а как же» – уходили и растворялись. Хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы сидел рядом и говорил, говорил… – Алёна, можно, я к тебе приеду сейчас? – сдержанно поинтересовался Северный.