наложить в штаны, когда по тебе начнут стрелять. Забудь, что ты – это ты; для тебя отныне нет ничего важнее, чем флот, корабль, отсек. Пока они целы, жив и ты!

Вот что нужно вложить рекруту в голову. Только тогда он станет настоящим матросом. И пока эта задача поручена ему, коммодору Нортону Колклафу, он три шкуры сдерет со всех, кто не сумеет ее выполнить!

У пирса Колклаф остановился. Обычно, глядя на океан, он успокаивался, приводил нервы в равновесие. Водной стихии отдано тридцать лет жизни, самые цветущие годы. И не только свои. Нэнси тоже идет в счет. За четверть века, что они состоят в браке, жена видела его в общей сложности от силы год-полтора… Ожидание ее было, конечно, заполнено рождением и воспитанием детей, заботой о доме. Он-таки сумел купить ей во Фриско[5] особняк у моря. Чудесный дом с зимним садом и оранжереей.

Нортон постоянно возит с собой энциклопедический справочник с описанием флоры Штатов и других стран. Он помнит об увлечении жены и, где бы ни находился, отовсюду посылает ей маленькие коробочки с семенами, собственноручно надписывая на латыни диковинные названия цветов. Но такого внимания для женщины мало, мизерно мало. Ей нужен муж.

Старый моряк и сам рад был бы пожить в особняке у моря. Только истинный дом его пока все же здесь, на базе «Симс», или где-нибудь еще у черта на рогах, куда могут перевести завтра, послезавтра, через неделю – не имеет значения.

Океан словно покрыт крупной маслянистой рябью. Волна, медленно вспухая на неподвижной поверхности, замерев ненадолго, так же лениво опадала, чтобы через минуту-другую подняться вновь, – вверх-вниз, тягуче и ритмично, будто не вода, а ртуть…

Сзади, тяжело ступая, подошел начальник штаба базы. Он был массивен, неповоротлив, но Колклаф ценил его за исполнительность и педантизм, наиболее важные, с точки зрения коммодора, качества в подчиненном.

– Какие новости, кэптен?[6] – спросил он.

– Радиограмма, сэр, – осторожно сказал начальник штаба, и по интонации Колклаф понял: сообщение не из приятных.

– Что в радиограмме? Да не тяните, черт возьми!

– Гость прибывает, сэр.

– Когда?

– К сожалению, скоро. Самолет на подходе.

– Значит, все-таки…

Колклаф не закончил фразу и выразительно посмотрел на начальника штаба.

– Да, сэр, – негромко подтвердил тот, – полковник Бенкрофт.

Начальник штаба был в курсе вчерашнего разговора шефа по радиотелефону. Звонил давний приятель Нортона.

«Норт, дорогой! – кричал он в трубку. – К тебе направляется важный человек. Прими и посодействуй… Сообщаю по дружбе: в военно-морском министерстве его поддерживают большие люди…»

«Это приказ?» – спросил Колклаф.

«Ну зачем же? Просьба… Всего лишь просьба. И не только моя… Гость имеет соответствующие полномочия…»

Колклаф знал цену такого рода просьбам. Когда приказывают, по крайней мере ясно: выполнить – и точка! А тут что-то вроде игры «жарко – холодно». Провернул дело – о’кей! Сорвалось, неудача – кто разрешил? Как истинный военный моряк, Нортон любил точность и не терпел обходных путей. Но делать нечего. Хотел того командир базы «Симс» или нет, сообщение получено и человек прибывал. Надо выработать приличествующую обстоятельствам линию поведения. А Колклаф еще не знал, как будет себя вести, и это было главной причиной его раздражения.

– Бенкрофт? – переспросил он. – Интересно, что за фасолевый фрукт?[7]

Начальник штаба угодливо хихикнул:

– Так точно, сэр, навозом попахивает… Наверное, из тех, покорителей Дальнего Запада. Может, он и нас собирается загнать в свой телятник?

Колклаф нахмурился. Шуточки такого рода не доставляли удовольствия. Он не имел предрассудков и не делил людей на белую кость и прочих. Парни из лачуг Гарлема были такими же матросами, как и ребята с ферм Канзаса. Колклаф был демократом. Правда, до известных пределов. Так, он, например, никогда не позволял себе принять услугу от какого-нибудь оборванца или сесть за стол с нижними чинами. Сказывались воспитание и среда, в которой Нортон вырос. Не в пример многим сослуживцам, выдвинувшимся за войну и не имевшим ни цента за душой, Колклаф был родом из обеспеченной аристократической семьи. Предки его, выходцы из старой доброй Англии, были моряками и служили на флоте еще во времена Нельсона. Один участвовал даже в битве при Трафальгаре, о чем в семье до сих пор сохранялись легенды. Благодаря деду-адмиралу Нортон, собственно, и попал в Аннаполис: без рекомендации сенаторов, конгрессменов или старых заслуженных военных туда никого не принимают. Из семьи лишь Колклаф-старший изменил родовому призванию и занялся бизнесом. В Техасе, где земля полна «черного золота», все занимаются нефтью… Но у отца не было хватки настоящего дельца, и он не очень-то преуспел…

Начальник штаба, чутко улавливающий настроение шефа, сообразил, что надо срочно менять пластинку.

– Впрочем, среди них тоже встречаются достойные люди, – заметил он, исподволь наблюдая за коммодором. – Будете сами встречать, сэр?

– Много чести, – буркнул Колклаф. – Буду у себя. Проводите полковника прямо в кабинет. И без всяких церемоний!

Гость не заставил себя ждать. Нортон едва успел просмотреть несколько документов, принесенных на подпись, как в дверь деликатно постучали, что порядком удивило коммодора. Обычно господа, приезжавшие с солидными рекомендациями, вели себя нагло, по-хозяйски.

Внешность вошедшего оказалась непримечательной. Тощий и оттого кажущийся выше ростом, он сутулился и походил скорее на воспитателя второразрядного колледжа, чем на военного. Впечатление это усиливали круглые очки, врезавшиеся в узкую переносицу, и какая-то виноватая, то и дело кривившая тонкие губы улыбка, как бы заранее просящая извинить за причиненное беспокойство. Лишь зубы были хороши: крепкие, белые, без малейшего изъяна.

«Ох и челюсть! – с завистью подумал Нортон, взглянув на гостя. – Такими зубами не только стальную проволоку перекусывать, а и в горло можно вцепиться…»

Сам Колклаф нехватку зубов давно восполнял искусно сделанными протезами. Дала себя знать служба на Тихом океане, в областях пониженного давления, с витаминами в патентованных таблетках вместо овощей и фруктов.

Опытный взгляд коммодора отметил также, что мундир на полковнике сидит далеко не изысканно, а серебряные орлы на погонах прикреплены небрежно. По всей вероятности, звание у него временное[8]. Таких некадровых военных немало расплодилось в штабах за войну. Колклаф недолюбливал их, как правило шумных и бестактных, не понимающих своего места и не признающих субординации.

Гость почтительно пожал протянутую Нортоном руку и скромно представился:

– Дафотдил Бенкрофт.

Коммодор невольно усмехнулся. Не имя, а прозвище! Словно из цветочной коллекции Нэнси.

– Можно просто Дафи, – с обезоруживающей непосредственностью добавил Бенкрофт и поспешно пояснил: – Так привычнее и легче запоминается. Меня многие так зовут.

Нортон недоверчиво покосился. Что-то уж очень мягко стелет этот тип. Дьявол их в