если у тебя перелом, ты не можешь быть активным. Родители, которые держали своих детей в сидячем положении или заставляли передвигаться на коленях, чтобы уменьшить вероятность упасть и получить трещину, также подвергали их риску, ведь мышцы и связки могли недостаточно окрепнуть, чтобы поддерживать кости.

Когда речь шла о тебе, Шон предпочитал рисковать. Опять же, не он в большинстве случаев оставался дома, когда ты была с переломом. Но он не один год убеждал меня, что периодические травмы — небольшая цена за настоящую жизнь. Может, теперь я смогу убедить его, что два глупых слова вроде «неправомерного рождения» ничего не значат в сравнении с будущим, которое тебе могут обеспечить. Несмотря на стремительный уход Шона из офиса адвокатов, я надеялась, что они снова позвонят мне. Засыпая, я думала о том, что сказал Роберт Рамирес. Проснулась я с незнакомым привкусом во рту — то ли сладким, то ли кислым. Только через несколько дней я поняла, что это надежда.

Ты сидела на больничной койке, накинув на «ортопедические штаны» одеяло, и читала книгу с интересными фактами, пока мы ожидали укола памидроната. Сперва ты приезжала сюда каждые два месяца, теперь нам нужно было совершать поездки в Бостон лишь дважды в год. Памидронат не являлся лекарством от НО, скорее поддерживающим препаратом, который помогал пациентам третьего типа, как у тебя, ходить, а не быть прикованным к инвалидному креслу. До этого препарата даже обычный шаг мог привести к микротрещинам в ступне.

— Вы можете не поверить, глядя на ее переломы бедер, но Z-показатель гораздо лучше, — сказал доктор Розенблад. — У нее сейчас минус три.

Когда ты родилась и тебе сделали DEXA-сканирование на определение плотности костей, твой показатель был минус шесть. Девяносто восемь процентов населения попадает в плюс-минус два. Костная ткань всегда делает новые кости и поглощает старые, памидронат замедляет темп абсорбации костной ткани. Он позволяет тебе двигаться, чтобы укрепить кости. Однажды доктор Розенблад объяснил это мне, держа в руках губку для мытья посуды: кости обладали порами, а памидронат немного заполнял отверстия.

За пять лет лечения ты перенесла свыше пятидесяти переломов, а я и представить не могла, какой бы была жизнь без препарата.

— Уиллоу, у меня для тебя на сегодня отличный факт, — сказал доктор Розенблад. — В случае крайней необходимости, если нужна замена плазмы крови, можно использовать массу внутри кокоса.

Твои глаза расширились.

— Вы когда-нибудь пробовали это?

— Подумывал попробовать сегодня, — широко улыбнулся он. — Шутка. Есть ко мне какие-то вопросы, прежде чем мы приступим?

Ты взяла меня за руку:

— Два раза, верно?

— Таково правило, — сказала я.

Если медсестра не сможет поставить тебе катетер в вену с двух попыток, то я позову кого-нибудь еще.

Забавно, когда я ходила на свидание с Шоном, другим копом и его женой, именно я была самой скромной. Никогда не становилась душой компании, не начинала разговор с людьми, которые стояли за мной в очереди за овощами. Но поместите меня в больничные декорации, и я буду бороться за тебя не на жизнь, а на смерть. Я буду твоим голосом, пока ты не сможешь говорить за себя. Я не всегда была такой: кому не хочется поверить, что врачи знают лучше? Но есть терапевты, за всю карьеру которых не попадалось ни одного случая НО. Люди могут уверять, будто знают, что делают, но это еще не повод довериться им.

За исключением Пайпер. Я поверила ей, что не было способа узнать раньше о твоем дефекте.

— Думаю, нам пора идти, — сказал доктор Розенблад.

Процедуры длились четыре часа три дня подряд. Через два часа бесконечной вереницы медсестер и стажеров, которые проверяли твои жизненные показатели (они и правда думают, что твой вес и рост изменятся через полчаса?), появлялся доктор Розенблад, после чего ты сдавала анализ мочи. Дальше брали кровь — шесть пробирок, а ты сжимала мою руку так сильно, что оставляла ногтями на коже крохотные полумесяцы. Наконец медсестра ставила катетер, чему ты сопротивлялась больше всего. Как только я слышала в коридоре ее шаги, то старалась отвлечь тебя, подмечая факты из твоей книги.

В Древнем Риме ели языки фламинго в качестве деликатеса.

В Кентукки закон разрешает носить мороженое в заднем кармане.

— Здравствуй, солнышко, — произнесла медсестра.

На голове женщины было облако неестественно желтых волос, а на шее висел стетоскоп с обезьянкой. Медсестра несла небольшой пластиковый поднос с иглой для катетера, стерильными салфетками и двумя белыми полосками пластыря.

— Иглы — это полный отстой, — сказала ты.

— Уиллоу! Следи за языком!

— Но «отстой» не ругательство. На дне стакана тоже отстой.

— Особенно если тебе его еще мыть, — буркнула медсестра, беря твоя руку. — А теперь, Уиллоу, я досчитаю до трех, прежде чем введу иглу. Готова? Раз… два!

— Три! — возмутилась ты. — Вы меня обманули!

— Иногда проще ничего не ждать, — сказала медсестра, но снова подняла иглу. — Не очень хорошо вышло. Давай попробуем еще раз…

— Нет! — перебила я. — Есть ли другая медсестра на этаже, которая может это сделать?

— Я ставлю катетеры тринадцать лет…

— Но не моей дочери.

Лицо женщины окаменело.

— Я позову старшую медсестру.

Она вышла и закрыла дверь.

— Но это же только один раз, — сказала ты.

Я опустилась рядом с тобой на койку:

— Она схитрила. Я не хочу рисковать.

Твои пальцы перелистывали страницы книг, словно ты читала шрифт Брайля. Еще один факт пришел мне в голову: «Самый безопасный возраст, согласно статистике, — это десять лет».

Ты прошла уже половину пути.

Преимуществом твоего пребывания в больнице на ночь было и то, что мне не стоило волноваться, что ты попадешь в какую-то ситуацию, упадешь в ванной или запутаешься в рукаве куртки. Как только закончили первый ввод препарата и тебе поставили капельницу, ты глубоко уснула, а я на цыпочках вышла из темной комнаты и направилась к платным телефонным автоматам рядом с лифтами, чтобы позвонить домой.

— Как она? — подняв трубку, спросил Шон.

— Ей скучно. Волнительно. Все как всегда. Как Амелия?

— Получила пятерку по математическому тесту и закатила истерику, когда я сказал ей помыть посуду после обеда.

— Все как всегда, — улыбнувшись, повторила я.

— Угадай, что мы ели на обед, — сказал Шон. — Цыпленок кордон-блю, запеченный картофель и обжаренная зеленая фасоль.

— Ну конечно. Ты ведь даже не можешь сварить яйцо.

— А я и не говорил, что готовил сам. В отделе «Обеды на дому» в продуктовом магазине сегодня был большой выбор.

— Что ж, а мы с Уиллоу пировали пудингом из тапиоки, куриным супом с вермишелью и красным желе.

— Хочу