– Вчера утром служба безопасности Кухни перехватила у почтальона в Биаррице пятьсот шестнадцать “Ад”, – произносит Киприанос и умолкает.

Все разочарованно переглядываются. Были партии дровишек и поболе.

– Ну и что? – спрашивает за всех Билл.

– Всплывают партии и покруче, – добавляет опытный француз Гийом. – Помните черногорский фургон с Брэдбери? Три тысячи штук.

Повара кивают. Кто не помнит тот неказистый фургон с рекламой черногорских морепродуктов? В нем в Европу попытались ввезти увесистую кладню с “451 °F”. Первое издание, все экземпляры новенькие, ждали своего часа целое столетие. Тогда по Кухне ходила рекламная шутка: “Лучшие стейки на «451 °F!»” Дело кончилось перестрелкой в Подгорице, двух почтальонов тогда забетонировали, повара лишили колпака…

– Помню прекрасно, – произносит Киприанос. – Только есть одно отличие этой кладни от других. Все экземпляры в этих кофрах одинаковы.

– Было бы странно, чтобы книги одного тиража были разные! – говорит Антонио, и все, кроме Квинтета, пересмеиваются.

– Вы не поняли, коллеги, – теперь уже Киприанос улыбается своей иезуитской улыбкой. – Все книги абсолютно идентичны. Разрыв супера, потертости, пятна чая, царапины, загибы страниц, две дырки, пометка карандашом на 142-й странице – все идентично. Это молекулярный продукт, абсолютная копия одного экземпляра первого англоязычного издания “Ады” 1969 года, McGraw-Hill.

Тишина. Молекулярный продукт. Вот оно что! Крутая новость. Значит, какие-то умники поставили где-то машину, и стала она лепить брикеты вместо благородных старых дров. Доселе такие машины пытались использовать только фальшивомонетчики и ювелиры-антиквары. Но овчинка выделки не стоила, молекулярная машина – штука кр-р-р-райне дорогая и громоздкая. Спрятать ее трудно, да и нужен штат квалифицированной обслуги. Но – книги?! Никто не ожидал.

– Это серьезно, – озвучивает коллективную мысль наш звездный Лео.

– Очень, – Киприанос обводит всех холодным взором.

– Кто читал “Аду”? – спрашивает Анри.

Четверо американцев поднимают пальцы. Трое англичан. И я поднимаю палец. Еще двое русских и… швейцарец Серж! Вот оно – яблочко раздора старика Набокова: “Ада” написана по-английски русским автором в Швейцарии, во франкоязычном кантоне Во. Ее читают американцы, англичане, русские и даже швейцарцы. Уверен, наступит время и французов. Всем привет из Монтрё! Эксклюзивных прав на чтение нет! Вот почему молекулярные штукари и выбрали “Аду”. Расчетливый удар по Кухне. Сделали бы они “Дар” или “Лолиту” – все было бы гораздо проще. А теперь – неизбежен клубок кухонных терний, ужо полюбуемся на него… Сейчас начнется Вавилон, перетягивание скатерти. Да и продукт для вброса выбран идеальный: “Ада” – супертяж, жирное полено, на нем жарить – одно удовольствие, бумага толстая, wood pulp paper, 626 страниц, переплет цельнотканевый, мелованный супер. Горит как родосская сосна. На “Аде” можно приготовить любую комбинацию из морепродуктов на дюжину персон; бараньи котлеты, перепела, рибай получатся в лучшем виде, она потянет и седло косули. Великая книга!

– Где их взяли? Кто это? Откуда и куда везли? – вопросы посыпались.

Ответом возникает голограмма: трюм рыбацкой шхуны, упаковки с “Адой”, голый по пояс, слегка избитый человек в светящихся наручниках.

– Где получал товар? – спрашивают его.

– Шанхай.

– Кто поставщик?

– “Роса утреннего часа”.

– Место доставки?

– Биарриц, Марсель, Дубровник.

– Имена!

Возникают изображения получателей. И все они – почтальоны Кухни! Замечательно! Не успевают открыться рты для новых вопросов – две голограммы. Один почтальон с камнем на шее летит в воду, другой лежит на мостовой с проломленной головой. А третий?! А третьего вводят в зал двое крепышей. Наша Кухня грязной посуды не терпит. Но этого мало. Нужно имя координатора из Кухни. Человек сразу оказывается на ковре в оранжевом светящемся поле, прозванном на Кухне “фритюрницей”. Оказаться в ней я никому не пожелаю.

Человек кричит так, что вибрируют подвески огромной люстры.

– Координатор! Кто координатор!

“Язык” орет, что не знает координатора. И лишается сознания. Его единственная блоха жалобно пищит под ногтем СБ. Блоха тоже не в курсе. Координатор и вдохновитель, безусловно, из наших. Сами бы китайцы до такого не доперли. Чтобы такое вбросить на рынок, надо изнутри знать кухню нашей Кухни. Пока “языка” приводят в чувство, начинается главное:

– Что делать с тиражом?

– Уничтожить!

– Стоит ли спешить? Это же не фальшак.

– Конечно! Сорвем солидный куш. Кухня сможет заработать.

– Это будет нарушением кодекса!

– В кодексе нет параграфа о молекулярных копиях.

– Это фальшак!

– Нет! Юридически это оригинал!

– Мы навсегда подорвем свою репутацию!

– Кухня и так терпит убытки! Надо использовать тираж в своих целях. И пусть читают все – американцы, швейцарцы, русские, французы…

– А что делать немцам, итальянцам, англичанам?! Стоять и нюхать?!

– Договоримся, поделимся!

– Можно будет пустить эти деньги на безопасность, крупно подмазать санинспекторов!

– Если это узаконить – может рухнуть вся Кухня! Это станет традицией!

– Конечно! Они на это и рассчитывают!

– Чушь! Мы лишь укрепимся! Проглотим этот тираж и все! А саму машину уничтожим!

– Новую сделают!

– Сразу не потянут! А сделают – снова уничтожим!

Глас народа. Квинтет же пока молчит. Я, признаться, тоже. Не знаю, как поступить. Честно говоря, вид этих аппетитных толстых томов, лежащих на столе, гипнотизирует. Я бы не отказался от пары десятков, ей-богу. Можно круто поправить свое благосостояние, завеяться с вьетнамками на дальние острова и там месяца три танцевать босса-нову под лунным светом или ламбаду под солнечным. Нет, три – наскучит. Полтора. И загорелым вернуться к родной жаровне.

Старик Абрам поднимает руку. Все стихают.

– Коллеги, позвольте мне рассказать одну еврейскую притчу. Это произошло в стародавние времена, когда вместо блох были умные комоды. У одного правоверного еврея был такой комод, помогающий зарабатывать ему на хлеб насущный. Одно плохо – комод постоянно ломался. А на новый денег не хватало. У еврея была большая семья. Ремонтировал, ремонтировал этот еврей свой умный комод, а потом руки его опустились. И пошел он к ребе. Спрашивает:

– Рабби, мой умный комод постоянно ломается, словно в наказание за что-то, хотя я блюду кошер, хожу в синагогу и стараюсь не грешить. В чем я провинился?

Ребе ответил: