– Мойша, в твоем умном комоде завелись клопы, поэтому он и барахлит.

– Клопы? Но они живут в обычных комодах.

– Мойша, речь идет не о простых клопах, а об умных.

– Что же мне делать? Как вывести умных клопов из комода?

– Очень просто: поумнеть.

Все молчат.

– Коллеги, нам всем пора поумнеть. Тем более что у нас на Кухне завелся не клоп, – произносит Абрам, – а крыса.

Ожидаемо, ничего не попишешь…

– И она среди нас.

Все начинают напряженно переглядываться.

– Антонио, – произносит уже Киприанос, и все взоры устремляются на итальянца. – Как ты себя чувствуешь?

– Я? – Антонио стоит с непонимающим видом, внешне такой же, как и всегда. – Прекрасно!

– Это хорошо, – улыбается ему Абрам.

Немая сцена.

– Ты все гениально просчитал, – продолжает Киприанос. – Кроме одного. К проштрафившимся поварам у нашей службы безопасности внимание особое. Ты этого не знал.

В воздухе возникает голограмма. Интерьер дешевого отеля, Антонио у зеркала надевает живую маску горбоносого старика, вставляет в глаза цветные линзы, сует в горло мягкий модулятор, пробует дикцию.

– Нинь хао! – произносит старик в зеркало и неприятно улыбается.

Следующая голограмма – этот старик бредет по шанхайской улице, затем в неприметной харчевне встречается с двумя китайцами. Возникает текст их разговора. Они обсуждают последовательность ввоза и переправки продукта. Продукт поступает “с севера”, речь идет о партии в… двадцать пять тысяч. Круто! Старик напоминает о гонораре. Китайцы протягивают ему деревянную коробку, он открывает. В коробке – небольшая китайская ваза. И по ее виду – ей оч-ч-ч-чень много лет. Была бы со мной синяя умница – подсказала бы. Старик убирает коробку в сумку, встает, прощается и уходит.

Лицо балагура Антонио смертельно бледнеет.

– История со штрафными санкциями озлобила тебя, фрателло, – произносит Джон. – И ты решил нагадить Кухне. А заодно срубить деньжат.

– Решил плюнуть в колодец, из которого пил все эти годы, – добавляет Анри.

Антонио молчит. А что тут скажешь?

– Если хочешь, чтобы смерть твоя была легкой, назови координаты машины, – лицо Макса беспощадно.

Посеревшие губы Антонио с трудом раскрываются. И в звенящей тишине:

– Северный Урал, гора Манарага.

Сразу появляется карта. Далековато от цивилизации. Возникает красивая гора с семью зубцами, словно на нее надели корону. Север, север… Ну а где еще спрячешь такую машину? В Африке уже невозможно.

– Где точно?

– Там… пещера. Между вторым и третьим зубом с юго-восточной стороны.

Возникают точные координаты змеиного гнезда.

Киприанос еле заметно делает знак своими умными глазами. И, бесшумно ступая по ковру, сзади к Антонио приближается тот самый богатырь-блондин, встречавший всех на пристани. Борясь с оцепенением, Антонио начинает мучительно поворачиваться к своей смерти. Но не успевает взглянуть ей в лицо: следует зверский удар ребром ладони по шее. И предатель замертво падает на ковер.

– Бочку! – командует Киприанос. – И уберите “языка”.

Пока уносят “языка” и приносят бочку, мы смотрим на убитого. Мертвый он такой маленький и жалкий. В Баварии я иногда охотился на птиц. Утки, голуби, дрозды были неплохим приварком к нашей с мамой скудной трапезе. Меня всегда удивляло, насколько убитая птица меньше той, что только что парила в воздухе. Так и Антонио. Он жалок.

– Дерьмо! – итальянец Бронислав плюет на труп. – А я считал его своим другом…

– Надо было спросить его про второй тираж, – произносит круглобородый, всегда с иголочки одетый Женя.

– Он не мог этого знать, – возражает Джон. – Машина работает. Допечатки могут быть любыми – пять тысяч, пятьдесят тысяч или пятьсот.

– Он хотел обрушить нам рынок огромным тиражом, – в испанском платке, со старомодными очками на носу, Майкл разводит сильные руки. – За что? Чего ему не хватало? Кухня кормила его!

– Гнида, – бормочет Бронислав.

– Человек, неспособный найти в себе равновесие, рано или поздно совершает подлый поступок, – отвечает Абрам Майклу.

– Затаил черную обиду после штрафа, – кивает Беат. – Идиот…

– В семье не без урода… – вздыхает Алвизо.

Парни из службы безопасности приносят бочку, вкатывают тачку, полную бетона. Тем временем в руках у блондина появляется хирургический пистолет для изъятия блохи из варолиева моста. Им же ее и имплантируют. Обычно эта операция делается под общим наркозом, но мертвому он уже не требуется. Пистолет вставлен в рот убитому, пара минут, щелчок – и окровавленная блоха с прощальным писком исчезает в пластиковой капсуле. Блондин передает капсулу Джону, тот убирает ее в карман. Труп засовывают в бочку, мелькают лопаты, и – бочка полна бетона.

– Как застынет – бросьте в озеро, – распоряжается Киприанос.

Бочку увозят.

И нет больше балагура Антонио.

Такое бывало на Кухне, но показательно – впервые. Это впечатляет. Мы молчим.

– Кухню не обманешь, – громко произносит Владимир и выкрикивает: – Кухня сильна!

– Кухня сильна! – подхватываем мы.

Это сразу снимает напряжение. Все обступают стол, берут злополучные книги, листают. С задней обложки каждой внимательно смотрит Набоков. Мда, Владимир Владимирович, вырастили вы в чистеньком Монтрё яблоко раздора. И свалилось оно на нашу голову…

– Нужно уничтожить машину и тираж как можно скорее, – произносит Киприанос. – Этим займется служба безопасности.

– Но кто-то из читавших на “Аде” должен проконтролировать.

– Обязательно!

– Господа, прошу бросить жребий.

В руках у массивного Анри возникает черная коробка с дырою. Ящичек Пандоры. Одиннадцать, включая меня, тянут жребий. Выстраиваемся в очередь. Старомодно, на спичках.

И voilà… я вытягиваю горелую.

Fuck!

Козел на широченной руке Анри скалит мне зубы. Мда. Хороший денек сегодня.

Все взоры – на меня.

Абрам подходит ко мне:

– Геза, тебе придется исполнить это важное дело. Кухня доверяет тебе.

Пожимаю его теплую и спокойную руку:

– Я готов.

– Все будет хорошо, – устало улыбается он.

– С тобой свяжутся наши из СБ, когда операция сложится, – говорит Киприанос.

– Ясно.

– Господа, съезд завершен! – громко объявляет Макс.

Все направляются к выходу. Вопрос об использовании тиража в целях Кухни отпал сам собой. Бочка помогла…