позиция ещё имела бы под собой какое-то основание. Но я, побывав в шкуре алкоголика, знаю, что дело не только и не столько в волевых усилиях. Ведь чем, в сущности, алкоголики отличаются от остальных? Только тем, что организм большинства людей вырабатывает некий фермент, препятствующий наступлению чрезмерной эйфории, а у алкоголиков этот фермент отсутствует. Согласитесь, нельзя испытывать чувство превосходства по отношению к другому человеку только потому, что нам с Вами повезло заиметь какой-то фермент, а ему нет.

Маргарита Ивановна закончила обрабатывать мои царапины. Перебинтовать руки я согласился, но от предложения смазать раны зелёнкой решительно отказался: если стану похожим на индейца в боевой раскраске, даже тактичная Полина не удержится от смеха. Нет уж, лучше буду терпеть саднящую боль – знающие люди говорят, раны только украшают мужчину.

Я поднялся, собравшись было уходить, но Маргарита Ивановна остановила меня. Несколько смутившись, она дала понять, что в моей вдрызг разодранной куртке неудобно появляться на людях, даже на Острове.

– Что же делать? Придётся ходить так, ведь другой куртки у меня нет.

– Если хотите, я могу дать Вам ватник, оставшийся от мужа.

Неожиданное предложение вызвало поток противоречивых мыслей в моей голове. Наверно, они отразились на лице, потому что Маргарита Ивановна добавила:

– Не беспокойтесь, в таком виде Вы не будете здесь бросаться в глаза.

Ещё вчера на рыбозаводе я заметил, что ватники пользуются популярностью у населения Острова, главным образом, у мужчин. Многие рабочие носили именно их. Теперь я понял, почему: ватник оказался удобным, лёгким и тёплым – не зря второе его название «телогрейка».

– Я Вам что-то должен?

– Нет, что Вы! – замахала руками добрая женщина. – Ватник старый и мне не нужен.

Всё-таки, уходя, я незаметно сунул несколько купюр под лежащую на столе книжку – от меня не убудет, а женщине, в одиночку воспитывающей детей, какая-никакая помощь.

Из медпункта я отправился «домой», то есть к Клавдии. Вадима там уже не было: пока мы с Полиной взбирались на вулкан, он решил сменить «прописку». Он договорился с Натальей, хозяйкой поселкового магазина, и переехал жить в её дом, самый богатый на Острове. Меня это известие несколько удивило: жилищные условия у Клавдии представлялись вполне сносными, поэтому я не видел причин, чтобы следовать его примеру.

Когда я появился перед ней в «обновке», моя хозяйка засмеялась:

– Скоро станете совсем похожим на наших мужиков!

Как в воду глядела! Пока я ужинал, начался сильный дождь, почти ливень. Ватник в такую погоду быстро намокает, не зря островитяне в эту пору поголовно носят плащи. Клавдия, немного подумав, решила, что лишний плащ может быть у бабушки Лукошко. Её дети разъехались, а вещи остались.

– Лукошко – это прозвище?

– Это от фамилии – Лукошкина. В своё время её имя прогремело на всю страну. Она живёт одна, через два дома от меня. Идите к ней, не стесняйтесь, она будет рада новому человеку.

Лукошкин дом выглядел крепким и основательным, но обветшавшим без хозяйской руки. Дверь мне открыла очень старая на вид женщина со строгим и волевым лицом. Она пристально, изучающе посмотрела на меня. Взгляд был прямым и твёрдым, скорее мужским, чем женским. Меня насторожили плотно сжатые губы – такие бывают у много переживших или злых от природы женщин. Будем надеяться, что верно первое, а не второе.

Я сказал, что меня прислала Клавдия.

– Клашкя? Заходи.

По манере смягчать гласные, особенно в конце слов, я сразу определил, что хозяйка родом с Рязанщины. В детстве я с мамой часто ездил к бабушке в деревню, и у меня на всю жизнь отпечатался в памяти тамошний диалект. Моими деревенскими друзьями были Петькя и Ванькя, а меня они звали Серёжкя.

Лукошко передвигалась по дому медленно, сильно покачиваясь с боку на бок и хватаясь руками за стены и мебель, – у неё, как у многих, в старости болели суставы. Обстановка в доме мало отличалась от той, что я уже видел у Клавдии, разве что самое видное место в комнате занимал не шкаф, а «Хельга» – когда-то шикарный и сверхмодный импортный сервант, мечта советских женщин в середине семидесятых годов. У нас дома почти до горбачёвской перестройки стоял такой же, и в то время он казался мне очень красивым. Как и положено, «Хельга» до отказа была набита хрусталём и прочими стекляшками.

– Ты вчярась приехал?

– Да, вчера, утром.

– А откель ты?

– Из Москвы.

– А когда думаешь вертаться?

– При первой же возможности. Говорят, через несколько дней судно придёт.

Судя по всему, Лукошко что-то уже слышала про нас с Вадимом, во всяком случае, смотрела она на меня не очень благожелательно. Закончив «допрос», бабка пошла в кладовку искать плащ.

На столе громко тикал круглый железный будильник с блестящим колокольчиком наверху. В углу на полочке стояла икона, аккуратно с боков прикрытая рушником. Икона выглядела очень старой, вся её поверхность была покрыта мелкими трещинками.

Одну из стен комнаты занимали фотографии в деревянных рамках и без них. Бывая в командировках, я из любопытства всегда захожу в местные краеведческие музеи. Самое интересное в этих музеях – лица людей на старых фотографиях. Вот и теперь я принялся рассматривать лица. Выше всех висел пожелтевший снимок Лукошкиных родителей – отца в рубашке, застёгнутой на пуговицу прямо под горлом, и матери в светлом платочке. Рядом с ними красовался молодой плечистый парень в солдатской гимнастёрке, перетянутой на поясе ремнём. Ворот был расстёгнут, и даже на старом снимке было заметно, что подворотничок сиял белизной. Парень горделиво выпятил грудь, которую украшали несколько приколотых к гимнастёрке значков, такими награждали солдат за отличия в службе. Тот же парень улыбался на свадебной фотографии, на ней молодые склонились головами друг к другу. Лукошко была в фате, молодая и на редкость симпатичная – если бы не увидел своими глазами, ни за что не поверил, что когда-то она была такой красивой. На нескольких следующих снимках были изображены дети, в общей сложности я насчитал не менее четырёх. По фотографиям было видно, как дети росли, уходили в армию, женились и выходили замуж, а Лукошко с мужем старели и обрастали не только детьми, но и внуками.

Выделялся один снимок, явно сделанный профессионалом, на котором относительно молодая ещё Лукошко была изображена вместе с несколькими женщинами в орденах. Лукошко на их фоне выглядела вполне достойно – наград у неё было не меньше. На мой вопрос возвратившаяся с плащом из кладовки хозяйка молча открыла шкаф и достала висевший на плечиках костюм. Она сунула его мне