— С ума сошел?! — Жанна растерянно заморгала, не отведя взгляда от его безумных глаз. — Ты считаешь… Господи! Бред просто какой-то… Отпусти руку, Масютин, мне больно. И вообще, иди ты к черту со всем своим гадством!

Он ослабил хватку, и ей удалось высвободить руку.

— Ты совершенный, конченый придурок, — прошипела Жанна и мазнула его по лицу ладонью. — Убить тебя мало!.. Мало того что напаскудничал, жизни не хватит разобраться, так еще теперь и на меня собрался обвинение повесить?! Давай, давай, а чего же проще! Алиби у меня нет, зато мотив имеется. Так ведь?

— Приблизительно, — процедил Женька, дернувшись от прикосновения ее ладони, как от удара.

— Так и для тебя подобное обвинение состряпать труда не составит. Ты подумал об этом, умник? — Ей удалось немного справиться со своим горем и даже удалось взглянуть на трагедию с совершенно новой, еще более трагичной стороны. — Ты хотя бы представляешь, в какое болото можешь попасть из-за своего блуда?! Если кто-то узнает, что ты спал с этой девчонкой и что потом она сгорела с этим бандитом… Тебя же могут… Тебя же могут посадить!

— Я этого не делал! — огрызнулся Масютин, поставил локти на стол и обхватил голову руками. — Я не убивал ее, если ты это имеешь в виду. Хотя и мотив вроде тоже как имеется. Но я не убивал! Я не способен был бы сделать ей…

— Больно? Но она-то тебе больно сделала, дорогой. И ты пребывал в состоянии аффекта, или как там у вас это называется на языке профессиональных сыщиков? Ты хотя бы понимаешь, в какой оказался заднице по милости своей похоти?! Ты это понимаешь?!

Жанна встала и нервно заходила по кухне. Тонкий китайский шелк костюма бирюзовым сгустком вздрагивал от каждого ее шага.

Почему она раньше не подумала об этом? Почему не подумала о том, что он может быть виновен? А если даже и не виновен, то мало кто в это поверит. Впору было восклицать: «Господи! Стыд-то какой!!!» Но дело даже не в стыдливости и не в том, что скажут люди. Дело в том, что скажут и подумают ее сыновья! Их общие с Женькой сыновья!

Отца посадили за то, что он убил свою молодую любовницу потому, что она спала с кем-то там еще… Так это будет выглядеть?!

— Мало того что ты испоганил жизнь мне, так ты еще… Ты еще собственных детей заставишь жить с клеймом! Ненавижу тебя, Масютин! Ненавижу!!! — вдруг выпалила она на одном дыхании, склонившись к самому его лицу. — Поклянись мне… Поклянись, что ты этого не делал, Женька! И я… И я, может быть, прощу тебя когда-нибудь.

— Как ты любишь все это дерьмо! — он снова отпрянул от нее как от прокаженной и сморщился. — Любишь не любишь! Помнишь не помнишь! Клянись… Да не стану я клясться ни на крови и никак. Плевать мне на твое прощение, поняла!!! Плевать! Я не хочу никаких клятв! Я хочу, чтобы мне просто верили, понятно?! Просто верили потому, что я этого не делал! И не сделал бы никогда, как бы плохо мне ни было от чьей-то подлости!!! А ты ведь рада, что все так, да?! Ты торжествуешь, дрянь, правда?! Я раздавлен — ты на коне!

Он уже орал в полный голос, ничего не видя перед собой, кроме ее помертвевшего лица. Услышал, правда, как она слабо охнула, отступая к окну. И все. Больше Масютин уже ничего не мог распознать, кроме собственного горя и своего бессилия перед ним. И еще холодного страха, который отрезвлял и который принуждал думать, что жена-то права.

Она права. Его запросто могут обвинить в умышленном убийстве и таком же умышленном поджоге. Ах, да! Он совсем забыл про Удобного. Получается уже два убийства вместо одного. Два убийства и один поджог. По самым скромным подсчетам, десятка ему светит. Десять лет с отбыванием в колонии…

Он выдохся как-то вдруг и сразу. Запнулся на очередном ругательстве и через секунду уронил голову на стол, закрывшись от Жанны и от всего чудовищного белого света руками.

Да, он чудовищен, этот гребаный мир! Он несправедлив и мерзок, раз позволяет случаться тому, что случилось минувшей ночью. Он зыбок и обманчив, будто мираж. Он манит, корчась в обещаниях. Обещает, обольстительно скалясь, а потом все губит, губит, губит… Как его жизнь, к примеру.

— Я не знаю, как мне дальше быть, Жанка! Не знаю! Без вас я тоже не могу. А с вами у меня не получается быть счастливым. То ли все дело во мне, то ли во всех нас. Хотя ребята тут ни при чем. Все только между нами. Между мной и тобой. Я не могу быть романтическим словоблудом. Не могу с утра до ночи петь тебе про любовь. Поклясться вот и то не могу, хотя, казалось бы, что здесь такого! Некоторые постоянно это делают, и ничего. А я не могу! Я простой, понимаешь, простой и без затей. Мне хочется иногда тишины. Иногда взрыва… Но я не терплю доказывать что-то кому-то. Как тебе, к примеру, что любил или люблю. Я не стану никому никогда ничего доказывать!

— А если… Если тебе предъявят обвинения, что ты станешь делать? Если тебя арестуют, что тогда? — Она обессиленно привалилась на подоконник. — Ты снова никому и ничего не станешь доказывать? Так?

Женька пожал плечами.

— Может, и так. Что я смогу доказать? Дома меня не было. Я сидел в своем кабинете на работе. Пропуск не сдаю почти никогда. Как заходил туда в конце рабочего дня, никто не видел.

— А когда выходил?

— Ну… Когда выходил, видели. Илюха мне сообщил о пожаре как раз по внутреннему. Но это ничего не меняет.

— Почему?!

— Потому что прошло время, за которое я мог многое успеть.

Он вдруг словно очнулся и посмотрел на нее очень странно: попробуй разгадай, чего в его взгляде было больше теперь, подозрения или презрения.

— У меня оставалась надежда на то, что о наших с ней отношениях никто не знает и даже не догадывается. Но ты-то вот как-то узнала, дорогая. Хотелось бы знать, как именно? Не откроешь первоисточник, а?

Он снова стал самим собой. Тем самым, с которым она жила все последнее время. Не размазанным обстоятельствами по стенке, не лишенным опоры под ногами, а наглым и самоуверенным и еще очень злым.

— Как ты узнала, Жанна? Как ты узнала про меня и Светку, отвечай! Ведь ты только сегодня узнала, так?

Он же не дураком был, ее муж. Он был умным, к тому же профессионалом во всем, что касалось природы человеческого поступка. Тем более ее поступка. Она бы не смолчала, узнай об этом раньше. Не смолчала только сегодня, вернувшись непонятно откуда. Значит, узнала только-только. Потому и металась по городу в поисках ответов на вечные вопросы.

Дура! Знал бы кто на них ответы, что бы тогда было и чего бы не было.

— Жанна! — снова повысил голос Масютин. — Ты узнала только сегодня, так?

— Да. — Врать не было смысла, по-хорошему или по-плохому, но он выбьет из нее всю правду. — Да, я узнала об этом только сегодня.

— От кого, дорогая?

— Я… Я видела фотографии, на которых были запечатлены ваши свидания, — промямлила Жанна, опуская голову, будто это она, а не он совершила что-то гадкое.