С балкона было видно набережную, и какое-то время девушка тоскливо смотрела на серую ленту реки и деревья, на парочки, что прогуливались там, у воды, на уличных музыкантов и танцоров фламенко. Захотелось туда, чтобы ощутить жизнь в полной мере. Стать частью этого города, бывшего олицетворением страсти и авантюр.

Быстро натянув свободные белые брюки и синюю шифоновую блузу, Марианна устремилась туда, на отдыхающие после дневной жары улочки, пропитанные запахом апельсинов. Небо стремительно темнело, сумерки опускались на город, но шумные испанцы и любопытные туристы словно бы только начинали гулять по Севилье — да и немудрено, несмотря на конец августа, жара днем стояла просто ужасающая, и мало кто мог выносить ее. Марианне повезло — она любила такую погоду, и ей, наоборот, было плохо, когда холодало. Врачи говорили — проблема с сосудами, аллергия на холод… даже советовали переехать куда-то ближе к морскому — лучше всего, средиземноморскому — побережью, но девушка оставлять Москву, которую очень любила, не хотела. Потому как-то свыклась с климатом и нашла варианты, как справляться с неудобствами.

Сейчас она чувствовала себя прекрасно. И была благодарна этому городу за все. Особенно за Энрике. Думая о нем, она шла по набережной, до которой добралась нехитрым переплетением улочек, заполненных гуляющим народом. Отовсюду доносилась музыка и запахи всевозможной вкусной еды, но аппетита у Марианны не было, и она лишь один раз присела за столик уличного кафе — выпить пару бокалов белого сухого вина.

Вскоре она забрела на пустынную улицу, где старинные здания казались хранителями старых легенд, с их фронтонами и величественными балюстрадами, с их изящной лепниной, где шумели кронами кипарисы и ветер доносил ароматы каких-то цветов. Огромная часовня с двумя скорбными статуями у входа уже готова была распахнуть перед девушкой свои двери, когда случилось невозможное.

Кто-то подскочил со спины и, не успела Марианна обернуться или закричать, прижал к ее лицу тряпку, пахнущую какой-то медицинской дрянью. Тьма хлынула на девушку мутной речной водой, и все исчезло.

Лишь где-то вдалеке послышался стон гитары.

Сознание возвращалось фрагментарно, Марианне казалось, что она спит и будто бы выныривает из своих кошмаров на несколько мгновений, чтобы снова окунуться в тишину и темноту. Когда она окончательно проснулась, то первые мгновения не могла сообразить, где находится и что вообще случилось. Губы пекло, словно кто-то смазал их кислотой, а голова болела так, как будто девушка выпила накануне бутылку виски в гордом одиночестве и без закуски. А еще тошнило при малейшем движении, и некоторое время пришлось лежать с закрытыми глазами, ожидая, пока все перестанет кружиться, а желчь, что горчит во рту, чуть отступит.

Что могло случиться? Она гуляла, к ней кто-то подбежал и… ударил? Да нет, такого она не помнит. А вот вонючую тряпку, от которой едва не задохнулась, вспомнила. Наверное, она была пропитана чем-то химическим, раз губы пожгло.

Марианна вздохнула и открыла глаза, решительно села, едва сдержав рвотный позыв. Нужно понять, где она и попытаться выбраться.

Комната была небольшая, сумрачная, с плетеной мебелью и окошком у потолка — подтянув туда стул и выглянув, Марианна поняла, что это мансарда или чердак, перестроенный под жилое помещение. Из окна был виден несколько запущенный сад — несмотря на множество клумб, все они заросли, тропинок почти не было видно. А еще между кустов с белыми розами прятался небольшой фонтан в мавританском стиле, чем-то похожий на знаменитый бахчисарайский — стена с вырезанными из мрамора розами и чашами, по которым капает потихоньку вода. Мрамор местами потрескался и потемнел, словно за фонтаном тоже не ухаживали.

Черт, куда же ее занесло-то? И кто эти таинственные похитители? Да и зачем вообще похищать ничем не выдающуюся русскую туристку, накопления которой не слишком-то и велики, да и знать про них никто, кроме матери, и не знает!

Стало обидно и страшно. А вдруг ее собираются продать в рабство, и что самое жуткое — в сексуальное рабство? Спрос на белокожих блондинок в этих краях весьма большой, а еще отсюда, из Испании, несложно переправлять девушек в Африку. Представив себе в красках, чем теперь может закончиться ее отдых, Марианна едва удержалась, чтобы в голос не завыть и не забиться в истерике — она слышала много страшилок про украденных девушек или тех, кого обманули при приеме на работу за границей. Многие заканчивали весьма печально — в турецких борделях или притонах среди пустыни.

— Спокойно, — вслух сказала она, посмотрев на часы, показывающие не только время, но и дату. Сумочку, в которой был мобильник и документы, неизвестные похитители, конечно же, отобрали. — Ты еще, судя по всему, в Испании, никто не успел бы вывезти тебя из страны, а вертолет нанимать дороговато будет. Значит, нужно сделать все, но сбежать, чтобы добраться до российского посольства. Выдохни и успокойся.

Марианна часто разговаривала сама с собой, когда волновалась или боялась чего-то. И сейчас она бродила по комнатке и повторяла как мантру или молитву:

— Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо.

Еще оставалась надежда на Энрике. Они должны были встретиться утром — как раз примерно в это время, ближе к десяти часам. И сейчас он наверняка недоумевает, куда же могла она испариться. Он не сможет дозвониться, поскольку телефон или отключили, или разбили к черту, чтобы никоим образом нельзя было обнаружить его местоположение даже если он выключен. Какое-то время Энрике проторчит под отелем, потом отправится в номер и обнаружит, что ее там нет. Справившись у портье, узнает, что она не возвращалась.

И вот тогда он обязательно начнет бить тревогу. А учитывая, что Альмавива — потомок испанских грандов, то связей у него достаточно, чтобы вытащить возлюбленную из любой задницы, в которую ее могло занести. Вот только оставался один маленький невыясненный момент — насколько она любима им, чтобы ради нее он бросил все и занялся поисками?..

Марианна растеряно уставилась на двери, услышав за ними чьи-то шаги — они были громкими, тяжелыми. Послышалось, как отодвигают засов от двери — надо же, как заперли! — и в комнату вошла с подносом в руках пожилая, но весьма еще крепкая женщина.

Смуглая, как цыганка, с седеющими волосами, собранными в скромный пучок, она была толста и некрасива, и пахло от нее как-то неприятно — прогорклым жиром и гнилыми овощами.

— Не вздумай что-либо делать, — хмуро предупредила она с порога, — одно движение с твоей стороны, и мой сын, который сейчас за дверью, выстрелит тебе в ногу, чтобы ты не смогла сбежать.

Марианна сглотнула и почти упала на топчан, что стоял у стены. То есть она все-таки пленница и ее собираются продать в рабство!

Или еще какую гадость учинить…

— Не молчи и поешь, — приказала старуха, ставя поднос на столик. — Мне сказали, ты знаешь наш язык и все поймешь, что тебе говорят.

— Кто сказал? — колко выпалила Марианна, демонстративно отворачиваясь от подноса. Есть, к счастью, еще не хотелось, и можно было объявить голодовку, но вот насколько хватит сил, девушка не знала. Она даже на диетах никогда не умела сидеть, всегда срывалась на второй-третий день.