Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вряд ли кто-то мог принять Достоевского в казино за беспечного аристократа. У него были большие долги, и он взял на себя ответственность не только за свою семью, но и за семью покойного брата. Он играл, чтобы получить необходимые деньги. После крупных проигрышей ему, скорее всего, не удавалось сохранить уверенность и спокойствие, – да его это и не интересовало. Каждый проигрыш угрожал ему огромными финансовыми проблемами. И все же он как будто не мог остановиться.
Поскольку Достоевский играл ради выигрыша, он попытался составить специальную «систему». Наблюдая за другими игроками, он убедил себя, что разгадал тайну рулетки. В сентябре 1863 года Достоевский пишет В. Д. Констант:
Их там понтирует несколько сот человек, и, честное слово, кроме двух, не нашел умеющих играть. <…> Играла там одна француженка и один английский лорд; вот эти так умели играть и не проигрались, а напротив, чуть банк не затрещал. <…> Секрет-то я действительно знаю; он ужасно глуп и прост и состоит в том, чтоб удерживаться поминутно, несмотря ни на какие фазисы игры, и не горячиться. <…> Но дело не в том, а в том, что, постигнув секрет, умеет ли и в состоянии ли человек им воспользоваться? [Достоевский 1972–1990, 28,11:40].
Достоевский искренне верил, что сможет вести себя рационально, если не будет эмоционально реагировать на события игры. Тогда ему бы удалось вести себя расчетливо и спокойно – а это, с его точки зрения, и был ключ к выигрышу в рулетку [Carter 2006].
Возможно, контроль эмоций действительно помог бы ему меньше проигрывать – если бы он научился уходить из казино с выигранными деньгами, как только полоса везения подходила к концу. В таком случае ему бы удалось снизить риск, связанный с азартными играми. И если бы он смог снизить риск, следуя правилам собственной «системы», игра превратилась бы в способ зарабатывания денег. Но, как ни странно, Достоевский любил рисковать. В романе «Игрок» он пишет:
…мною вдруг действительно без всякого вызова самолюбия овладела ужасная жажда риску. Может быть, перейдя через столько ощущений, душа не насыщается, а только раздражается ими и требует ощущений еще, и все сильней и сильней, до окончательного утомления [Достоевский 1972–1990, 5:294].
Это совершенно не похоже на спокойный, разумный и систематический подход к игре.
Где же была его несчастная вторая жена, пока Достоевский проигрывал все семейное состояние? Как большинство русских женщин, она терпеливо сносила страсть своего мужа к игре. Анна Достоевская соблюдала культурные нормы своего времени и не выказывала неодобрения. Она не пыталась полностью отвратить мужа от игры, а вместо этого всего лишь его ограничивала. Например, именно она распоряжалась семейными финансами и потому могла выдать Достоевскому ограниченную сумму для поездки в казино [Helfant 2002]. Таким образом она стремилась сократить потери и при этом не поссориться с ним – что неминуемо бы произошло, если бы она категорически запретила ему играть.
Поддерживая мужа, Анна вместе с тем подпитывала его зависимость. Такое понимающее отношение благотворно сказывалось на атмосфере в доме, однако не улучшало их финансовое положение. Приняв на себя ответственность за семью покойного брата, Достоевский столкнулся с сильной нехваткой денег. Этому способствовали и долги, связанные с проигрышами.
И все же он продолжал играть, даже если ему приходилось закладывать вещи в ломбарде. «Несколько раз они оказывались на грани разорения, когда Достоевский закладывал не только украшения и шубу жены, но и оба обручальных кольца. Их спасли деньги, присланные из Петербурга матерью Анны» [Helfant 2003:237]. Достоевский начал привыкать к мысли, что Анна и время от времени ее мать придут ему на помощь.
Как отмечает Хелфант, Достоевский, подобно другим игроманам, строил свои отношения с женой на сочетании лжи, слез, поцелуев и насилия. Заверения в любви сменялись угрозами: он даже утверждал, что выпрыгнет из окна или застрелится, если она не отпустит его в казино.
Кроме того, Хелфант приводит отрывок из дневника Анны, где она описывает, как Достоевский вернулся домой, проиграв все взятые у нее деньги [Helfant 2003: 238]. Он встал перед ней на колени, целовал ей руки и, умоляя о прощении, клялся, что лучше нее нет никого на свете [Достоевская 1993: 146].
Достоевский умело манипулировал женой, поэтому его страсть к игре практически не встречала сопротивления. Подобное отношение к женщинам и их имуществу было типичным для России того времени. Формально российские дворянки получили право распоряжаться собственностью уже в середине XIX века. Так, жене принадлежало приданое и любое имущество, доставшееся ей по наследству, причем в случае развода и то и другое оставалось за ней [Helfant 2003]. Тем не менее чаще всего это право существовало лишь на бумаге. Хелфант цитирует Уильяма Вагнера, который подчеркивает, что об этих законах мало кто знал, за их соблюдением почти не следили и в целом они мало влияли на жизнь общества [Helfant 2003: 231].
Таким образом, на практике имуществом женщин полностью распоряжались мужчины. Из-за такого положения дел – а также из-за мягкого характера Анны – Достоевский мог манипулировать женой и получать от нее деньги для игры. В результате Анна, как и другие российские женщины, находилась в финансовой зависимости от мужа, – а его игромания делала ситуацию еще хуже.
Почему игрокам приходилось ездить на большие расстояния
Зачастую страсть к игре оказывалась настолько сильна, что игроки были готовы отправиться в длительное путешествие, лишь бы удовлетворить ее. Поскольку в России азартные игры (в том числе и рулетка) были запрещены, многим игрокам, включая Достоевского, приходилось ездить за границу. Достоевскому нравилось играть в Германии – в Висбадене, Баден-Бадене и Бад-Хомбурге. Раньше эти городки на водах пребывали в запустении, но благодаря деньгам французских инвесторов они превратились в роскошные курорты [Carter 2006].
В начале XIX века Висбаден стал столицей азартных игр и отдыха на водах. Он пользовался большой популярностью среди туристов из разных уголков света. В 40-е годы в Германии появились железные дороги, и добираться до немецких казино стало гораздо проще [Carter 2006] – похожая ситуация сложилась в Северной Америке в XX веке, когда благодаря авиасообщению любой житель континента получил возможность легко попасть в Лас-Вегас. Итак, жители Российской империи, которые не могли играть в азартные игры у себя дома, часто отправлялись в Германию с ее популярными казино.