общин. Набожный и глубоко реакционный юрист, Персиваль в качестве младшего поверенного добился обвинительного приговора для Томаса Пейна и радикала Джона Хорна Тука. Он был главным прокурором на процессе полковника Эдварда Деспарда (1751–1803), который был обвинен в государственной измене и повешен. По утверждению Персиваля, Деспард якобы намеревался захватить лондонский Тауэр и Банк Англии, а также организовать убийство Георга III.

Происходивший из семьи ирландских землевладельцев Деспард был значительной фигурой в якобинском подполье. В молодости его высоко ценили как офицера, и сам лорд Нельсон выступил в суде в его защиту: «Никто не смог бы продемонстрировать более ревностной преданности своему Государю и своей стране, чем полковник Деспард». Но все это осталось позади. Убеждения полковника пережили драматический кризис. Стечение нескольких факторов – его ирландского происхождения, его опыта службы на Ямайке и в колониях Центральной Америки, влияния его афрокарибской жены Кэтрин, активной противницы рабства, его связей с ирландским республиканцем Робертом Эмметом и, по мнению некоторых, с группами британских и ирландских якобинцев во Франции – превратило его в радикала. Он стал яростным противником огораживания и увлекся идеей независимости Ирландии, начав сотрудничество с подпольными группами «Объединенных ирландцев», которые базировались в Англии, а также с группой радикальных реформистов – Лондонским корреспондентским обществом. Целью Деспарда было создать революционную армию, которая могла бы сражаться за свободу как Ирландии, так и Англии. Он привлек значительное количество солдат, включая гвардейца-гренадера, который назвал своего сына именем Бонапарта{29}. Судья на процессе обвинил его в поддержке «дикого и разрушающего естественные социальные границы принципа всеобщего равенства», а сам Деспард после казни превратился в мученика от радикализма, объект преклонения для бедных слоев населения.

Но тот, кто отправил Персиваля в преисподнюю, был не из последователей Деспарда. Это был сильно раздосадованный невзгодами коммерсант. Событие вызвало – это признает даже официальный сайт британского правительства – массовое ликование в Лондоне и других местах. Того самого коммерсанта, Джона Беллингема, в спешке осудили и казнили в течение недели, но за эти дни он превратился в икону радикалов и реформистов (и не только их) по всей стране{30}. То, как Персиваль вел войну против Наполеона, сделало его крайне непопулярным в торговой и деловой среде. Там ощущали эффект его печально известных «чрезвычайных актов», запрещавших нейтральным государствам торговать с Францией под угрозой торговых и военных санкций. Ответ Наполеона был симметричен, а Соединенные Штаты, разозлившись, пригрозили Великобритании войной, результатом которой могло бы стать включение Канады в состав США. Торговый и промышленный капитал, так же как мелкие лавочники и рабочие, воспринимал политику Персиваля и его ханжеские высказывания враждебно. Его непрерывные нападки на радикалов и прочие «подрывные элементы» сделали его имя ненавистным в этих кругах, а принц-регент был взбешен тем, что Персиваль по религиозным причинам стал возражать против намерения принца развестись со своей женой Каролиной. Все выглядело так, будто Реформации никогда не было. Персиваль как раз направлялся в палату общин, где должен был держать ответ перед разозленными парламентариями, желавшими добиться от него отмены «чрезвычайных актов», и по дороге его застрелили. Очень немногие историки консервативных взглядов удостоили своих симпатий единственного британского премьер-министра, погибшего в результате покушения.

Еще до событий Петерлоо лорд Ливерпул приостановил в Англии и Ирландии действие принципа habeas corpus. Позднее парламент под его руководством принял так называемые Шесть актов, которые репрессивно ограничивали свободу слова и собраний и предусматривали суровые наказания для тех, кто отказывался подчиняться новым законам. Кроме того, на радикальные газеты и памфлеты накладывался специальный налог, с тем чтобы прекратить их выход. Повсюду шныряли шпионы Хоум-офиса[76], просачиваясь в одну группу радикалов, тайно наблюдая за другой и провоцируя их на крайние действия с целью раз и навсегда от них избавиться. Их коллеги были заняты производством лживых новостей (и подложных памфлетов), чтобы дискредитировать радикалов. Возникли серьезные опасения, что некоторые группы захотят отомстить за бойню, и чем скорее удалось бы их выявить, посадить за решетку или повесить, тем безопаснее чувствовали бы себя власти предержащие. Через месяц после Петерлоо один церковный магистрат, объединив религиозное благочестие со строгостью уголовной системы, сообщил арестованному в доках: «Я полагаю, что вы – законченный негодяй-реформист. Некоторых из вас стоит повесить, и некоторых обязательно повесят – веревка уже затянута вокруг ваших шей»{31}.

Принц-регент, открывая очередную сессию парламента, закончил свое выступление так:

На преданность основной массы народа я полагаюсь со всей уверенностью, но от вас потребуется крайняя бдительность и напряжение сил всех и каждого, чтобы предотвратить распространение учений, несущих измену и безбожие, и внушить представителям всех классов подданных Его Величества, что только при соблюдении религиозных принципов и беспрекословном подчинении законной власти мы можем и дальше рассчитывать на Божью милость и защиту, которой до сих пор столь очевидным образом наслаждалось наше королевство.

Уильям Хоун составил сатирический ответ, дополненный карикатурами Крукшанка:

Как жаль, что эти проклятые государственные дела

Отрывают вас от охоты на фазанов и зайцев

Прямо сейчас,

Но смотрите!

ЗАГОВОР и ИЗМЕНА повсюду вокруг!

Эти бесы тьмы, зачатые во чреве

Прялок, мотальных колес и ткацких станков

В Лунашире, –

О Господи!

Господа и Джентльмены, нам следует многого опасаться!

«Реформ, реформ!» – кричит сей хамский сброд, А на уме, конечно же, мятеж, кровь, бунт.

Отважные мерзавцы! Вам, господа, как и мне,

Известно, что их долг – молча умирать от голода.

Но они привыкли роптать, что несовместимо

С покоем нашего августейшего собрания, –

Они видят, что у нас есть чем поживиться,

И оттого коварно ждут момента

Урвать себе долю:

Да, они заявляют,

Что мы не единственные любимчики Бога,

Что у них есть право на пищу, одежду и воздух,

Как и у вас, бриллианты трона!

О, знаменья предвещают революцию –

Негодяи могут уничтожить конституцию!

Заговор против лорда Ливерпула казался достойным ответом на Петерлоо. Он начался в группе радикалов-спенсианцев. В 1792 г. Томас Спенс, школьный учитель из Ньюкасла, находившийся под впечатлением от Французской революции и вдохновленный Томасом Пейном, переехал в Лондон и стал уличным книготорговцем, автором радикальных куплетов и памфлетов. Он выступал за обобществление земель и, следовательно, против частной собственности – за что его вскоре и арестовали по обвинению в измене. После своего освобождения он открыл книжный магазин на Чансери-лейн[77] и стал выпускать журнал с интригующим названием Pig's Meat – «Свиное мясо». В первом же номере было опубликовано следующее заявление:

Пробудитесь! Восстаньте! Вооружитесь правдой, справедливостью, разумом. Положите предел коррупции. Требуйте всеобщего избирательного права и ежегодных выборов в парламент – реализуйте свои права. Где бы вам ни представилась возможность избрать своего представителя, пусть он будет из самого простого народа, и тогда он сумеет понять ваши нужды.

Спенс дрейфовал влево вплоть до своей смерти в 1814 г., проповедуя необходимость революции, как это произошло во Франции, а также франко-британского союза для освобождения всего мира. В последний путь его провожали «сорок учеников», но дух его так и не нашел себе покоя. Пять лет спустя его последователи по-прежнему проводили собрания в различных общественных заведениях{32}. Один из их числа, бывший солдат Джон Тистельвуд, как о том доносил шпион Хоум-офиса, произнес следующие слова: «Государственная измена была совершена против народа в Манчестере. Я твердо решил, что организаторы бойни должны поплатиться своими жизнями за души безвинно убитых».

К спенсианцам приставили шестерых шпионов Хоум-офиса. Один из них, Джордж Эдвардс, был главным провокатором. Это он предложил физически уничтожить членов кабинета, он же нашел помещение на улице Катона, 1а, поблизости от Эджвер-роуд в лондонском квартале Марилебон, где собирались заговорщики, он сообщил им ложную информацию о том, что лорд Харроуби, лорд-председатель Совета при правительстве, пригласил членов кабинета, включая