– На «мерсе» ездишь? Счастливчик. Одолжи девочку потанцевать.

– Можно и бабок немного… – нечетко улыбнулся второй.

Алекс бросил встревоженный взгляд на Надежду. Страха в ней не ощущалось. Лишь настороженность. Она не понимала смысла слов, произносимых по-турецки. Но наверняка почувствовала что-то неладное.

– О'кей. – Алекс улыбнулся в ответ. – Иди сюда.

Алекс ударил первым. Главное правило любой драки: взять инициативу в свои руки. Не дав опомниться, он как следует заехал любителю танцев слева, под ребра и в челюсть, красиво уложив того на капот «понтиака».

– Отдохни.

Тотчас развернулся, чтобы заняться сигаретником. Но тот вдруг сложился пополам, схватившись за причинное место, изрыгая проклятия.

– Уезжаем! – дернула Алекса Надежда.

Алекс уже дал задний ход, как сигаретник, прочухавшись, повис на дверце со стороны Надежды, ругаясь последними словами, бешено вращая мутноватыми глазами. Алекс не успел опомниться, как Надежда резко распахнула дверцу, ударив незадачливого каскадера о бок соседнего «форда». Парень разжал пальцы и грохнулся оземь, чудом не попав под колеса.

– Ну и ну… – только и смог вымолвить Алекс.

Женщина опустила зеркальце и принялась поправлять прическу. По ее лицу разлилась бледность, пальцы мелко подрагивали.

– Испугалась?

– Немного, – призналась Надежда.

– Я потрясен, – сказал Алекс. – В жизни не видел ничего подобного. Как в кино. Где ты этому научилась?

– Я из России, забыл? – Надежда попыталась улыбнуться, но получилось не слишком хорошо.

– А, ну да… Ты всех бьешь по…

– Только избранных. – Она все же улыбнулась, судорожно переводя учащенное дыхание.

– Извини, что так вышло, – пробормотал Алекс.

– Все в порядке. Будет что вспомнить. Это я должна извиниться. – Она опустила глаза. – Сергей говорит, что я иногда как с цепи срываюсь…

– Просто ты не из тех женщин, кого можно удержать цепью. Ты… как море.

– Что? – Он поймал в зеркале ее удивленный взгляд.

– Его штиль обманчив. Всегда.

– Да ты просто поэт, – рассмеялась Надежда. – И чем же, по-твоему, меня можно удержать?

– Не знаю. Но очень хотел бы знать. Очень…

Закусив губу, женщина отвернулась к окну.

Эта тема по-прежнему была под запретом. Алекс мысленно чертыхнулся и втопил в пол педаль газа.

– Скоро мы будем проезжать великолепные песчаные пляжи. Абсолютно дикие. Еще не испоганенные цивилизацией. Трудно поверить, что неподалеку Алания – достаточно большой город.

– Замечательно, – отозвалась Надежда, оторвавшись от созерцания ночного шоссе. – Я прихватила купальник.

– Жаль, – не удержавшись, сострил Алекс и тотчас ойкнул оттого, что в бок впились длинные острые ногти.

– Может, расскажешь что-нибудь о себе? – осведомилась коварная спутница. – У тебя, конечно, есть девушка?

– И да, и нет.

– Как это?

– Она дочь старого друга отца. Девочка из хорошей семьи. У нас это много значит.

– У нас тоже.

– Я должен жениться на ней.

– Но тебе этого не хочется?

– Нет. Видишь ли… Раньше я не особенно над этим задумывался…

– Что-то изменилось?

– Да. Я сам. – Алекс помолчал, собираясь с мыслями, подбирая нужные слова. – Я вдруг понял, что есть на свете люди, которые возвращаются после работы домой не только для того, чтобы поужинать, сменить одежду, посмотреть по телику футбол и переночевать. А просто потому, что хотят этого. Заняться любовью со своей женой, а не с очередной подцепленной в баре шлюшкой… Это счастливые люди. И мне ужасно хочется быть в их числе.

– Но человек сам строит свою жизнь, разве не так?

– Абсолютно верно. Ты не бросишь мне сигареты? Они в бардачке. И зажигалку, пожалуйста.

Краем глаза он наблюдал, как чудесно меняется ее лицо в пляшущих отблесках пламени.

– Ты не слишком много куришь? – осторожно спросила Надежда.

– Тебя это волнует?

Она пожала плечами, промолчав. Алекс загасил сигарету и выбросил в окно.

– Это ни к чему… – смутилась Надежда. – Я не то имела в виду. Просто ты так молод…

– Сейчас ты говоришь как заботливая мамочка, – хмыкнул Алекс.

– Что поделать: в каждой женщине прячется заботливая мамочка. Ну, или почти в каждой.

– Твой муж не курит?

– Иногда.

– Выпивает?

– Нет.

– Странно. Я слышал, что русские любят выпить.

– Время ломать стереотипы, – улыбнулась Надежда. – Я, например, слышала, что ревнивые турки убивают непокорных жен.

– Глупости, – фыркнул Алекс.

– Вот именно.

– А твой муж тоже так танцует?

– Нет.

– Сколько ему лет?

– Тридцать. А что?

– Ничего. Когда мне будет тридцать, я тоже буду крутым.

– Он не крутой. Он умный и тщеславный.

– Я тоже умный и тщеславный.

– Послушай, тебе не нужно ни с кем соперничать. – Надежда положила руку ему на плечо. – Прежде всего будь собой.

«Я не хочу тебя терять», – подумал он, но вслух не произнес, потому что это было глупо: ведь женщина никогда не принадлежала ему, а этот вечер был всего лишь заключительным аккордом призрачной игры, которую ему предстоит похоронить в себе как величайшее из таинств.

Он потерся щекой о тонкое запястье. Женщина тотчас убрала руку, и после ее мимолетного тепла ночь показалась Алексу холодной и унылой.

– А твоя дочка… Она похожа на тебя?

– Трудно сказать… – Голос женщины, посерьезнев, беспомощно дрогнул, и Алекс уловил в нем эхо прежней грусти. – Иногда мне кажется, что да, а иногда – нет. Она еще такая маленькая и такая хрупкая… Иногда я смотрю на нее, и мне вдруг становится страшно: этот мир так огромен и порой враждебен… Если бы я могла принять на себя все тяготы и невзгоды, которые судьба предназначила ей…

Воцарилась пауза, долгая и гнетущая, как бессонница.

– Вот, – сказал Алекс, – мы приехали.

«Мерседес» сполз с дороги, притулившись на обочине.

– Боже мой, как красиво! – распахнув глаза, восхищенно прошептала Надежда.

В сторону от шоссе, насколько хватало взора, простирался белый берег, отгороженный от дороги величавыми раскидистыми соснами и огромными угрюмыми валунами, ревниво оберегавшими этот клочок дикой, нетронутой красоты от медленного, но верного наступления цивилизации.