уже по желанию царя киевский генерал-губернатор, генерал от кавалерии Владимир Сухомлинов (председатель Киевского отдела «Русского собрания»), личность одиозная, с самого начала вызвал неприязнь у премьера. Хотя бы уже потому, что тот вынужден был мириться с этой креатурой не только самодержца, но и, по слухам, самого Распутина. Дальнейшее с лихвой подтвердило мнение Столыпина. Именно Сухомлинова считали главным виновником плохого снабжения русской армии накануне Первой мировой войны. 13 июня 1915 года после «горлицкого прорыва» немцев опозорившийся вконец генерал был уволен от должности военного министра, а затем обвинен в государственной измене, противозаконном бездействии, превышении власти, служебных подлогах и лихоимстве. Арестован, судим и приговорен к бессрочной каторге уже при Временном правительстве.

В морском ведомстве перемены были чаще. В январе 1907 года Бирилева сменил старый адмирал Иван Диков (участвовал гардемарином еще в Севастопольской обороне), развивший на этом посту активную деятельность по исправлению ошибок Русско-японской войны и допущению в морской корпус не только дворян, но и разночинцев. В январе 1909 года 76-летнего адмирала сменил вице-адмирал Степан Воеводский из свиты государя и по личной протекции того. Новый морской министр стал настоящим «якорем» на пути преобразований флота, затеянных его предшественником, и Столыпин приложил максимум усилий, чтобы убрать царского протеже с этого поста. В марте 1911 года премьеру удалось-таки сменить того на одного из героев осады Порт-Артура адмирала Ивана Григоровича, сумевшего затеять масштабную кораблестроительную деятельность. Со Столыпиным ему так и не пришлось до дела поработать, но характерной чертой правильности выбора премьера может являться тот факт, что построенные усилиями Григоровича накануне и в ходе Первой мировой войны боевые единицы составляли 100 % линкоров, 40 % крейсеров и 30 % эсминцев, встретивших в 1941 году Великую Отечественную войну.

После сокрушительного поражения российской дипломатии в ходе Боснийского кризиса (Россия фактически поддалась на ультиматум Германии, прекратив поддержку Сербии и согласившись на аннексию Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией) в отставку был отправлен Александр Извольский. Его функции с мая 1909 года фактически исполнял бывший министр-резидент при папе римском Сергей Сазонов (землевладелец Рязанской губернии, женатый на Анне Нейдгардт, сестре Ольги Борисовны – жены Столыпина).

В январе 1909 года генерал-лейтенант Шауфус был отправлен в отставку, как запустивший работу железнодорожного ведомства. Если в год его назначения в России было построено 2504 верст путей, то в последующие годы этот показатель упал до нуля. Сменивший его выпускник юрфака Петербургского университета Сергей Рухлов ситуацию переломил и ежегодно умудрился наращивать сеть на 5 тысяч верст, как истинный государственник, занялся выкупом в казну частных железных дорог и впервые добился их бездефицитной работы.

6 декабря 1907 года скончался Философов, и на его место был приглашен любимец Витте Иван Шипов, последние полгода занимавший в кабинете графа пост министра финансов. Уже через год его сменил тесно связанный с торгово-промышленными кругами Василий Тимирязев (выпускник физмата Петербургского университета), который уже был профильным министром в правительстве того же Витте. Однако, как назло, креатуры графа никак не могли «заработать» в правительстве. 5 ноября 1909 года Тимирязев был заменен на выдвиженца самого премьера Сергея Тимашева, бывшего управляющего Государственного банка, сумевшего в годы Русско-японской войны и революции сохранить размен кредитных билетов на золото. Именно ему в заслугу ставят грандиозное достижение пролетариата, спущенное ему «сверху» без всяких баррикад, – принятие закона о государственном страховании рабочих от несчастных случаев и болезней.

В феврале 1909 года был уволен «согласно прошению» обер-прокурор Петр Извольский, равно раздражавший всех. Историк, автор диссертации о Франциске Ассизском проявил себя сторонником самостоятельности церкви, но не имел четкой позиции относительно перспектив церковно-государственных отношений. Правые ругали его слишком лояльное отношение к Синоду, левые – защиту автономии духовных школ, которая встретила неприятие со стороны консервативной части епископата. Сам Столыпин – отсутствие у Извольского достаточной инициативы и способности взять на себя хоть какую-то ответственность. Новым обер-прокурором стал доктор медицины, директор Института экспериментальной медицины Сергей Лукьянов, понравившийся лично премьеру тем, что был автором научной работы «Позитивная биология Огюста Конта и философия». Профессор был лично симпатичен премьеру, который отчаянно бился за него уже в последние месяцы своей жизни, когда распутинская «нечистая сила» через царя усиленно проталкивала на пост обер-прокурора своего ставленника Владимира Саблера – своеобразного «троянского коня», ведущего подрывную деятельность против обреченного премьера. Скрепя сердце и махнув рукой, тот вынужден был согласиться на отставку Лукьянова и назначение 2 мая 1911 года обер-прокурором Саблера.

Таким образом, формирование и дальнейшая трансформация кабинета Столыпина происходила по принципу профпригодности для реализации планов премьера на проведение собственной реформаторской политики, почему туда подбирались люди, имевшие непосредственное отношение к «земле» – помещики и землевладельцы. Они прекрасно были осведомлены о необходимости перемен в аграрной политике и были спаяны единой целью обеспечить успех «закону о земле», который считали главным в грядущем благополучии державы.

Во-вторых, в правительство приглашались люди с твердо выраженными «правыми» взглядами. Деструктивные элементы, которые могли при каждом удобном случае бегать жаловаться в Царское Село или интриговать «под ковром», внося сумятицу в работу кабинета, исключались сразу. Однако уже в ближайшие годы Столыпину пришлось столкнуться с традиционной практикой вмешательства в дела кабинета различных сил, пытавшихся повлиять на его работу, преследуя собственные, во многом корыстные интересы. И если волны критики со стороны Думы, либеральной общественности, прессы, тем более левацких деятелей разбивались об этот мощный волнолом, то давление справа было порой просто невыносимым. После Витте только Столыпин имел мужество спорить с самодержцем, не соглашаясь и доказывая ему свою правоту, чем, собственно, и испортил свои отношения с Царским Селом. Однако ближе к концу жизни, уже не чувствуя твердой политической опоры под ногами, под нажимом Николая II (читай: клики Распутина) ему приходилось идти на сделку с совестью и включать в состав кабинета, равно как и в руководство собственного министерства, лиц, не вызывавших лично у него ни малейшего доверия.

По свидетельству Гучкова, уже в конце жизни Столыпин как-то ему признался в приватном разговоре: «Ошибочно думать, что русский кабинет даже в его современной форме есть власть. Он – только отражение власти. Нужно знать ту совокупность давлений и влияний, под гнетом которых ему приходится работать».

Внутренний голос

Прежде всего «давление и влияние» исходило «сверху». Со стороны человека, противоречивая личность которого и по сей день вызывает крайне неоднозначные оценки у историков и публицистов. Сегодня почему-то принято считать последнего российского императора, единственного монарха, канонизированного православной церковью, эдаким простодушным Гамлетом на троне, помешанным на собственной семье, вокруг которого постоянно были «измена, и трусость, и обман». Можно, конечно, посочувствовать человеку,