сочиняй». Оглядываясь назад, сама Лаура характеризовала это злоупотребление как «милое» и рассматривала его как некую форму привязанности и интереса со стороны «дяди». Она чувствовала, что желала этого интереса к себе. Ведь до этого она ощущала себя нежеланной родителями, и ей казалось, что это вмешательство сексуального характера в ее жизнь было единственной формой внимания, получаемого ею от взрослых, которое она могла толковать как «проявление привязанности и заботы». Она чувствовала, что насильник искренне симпатизировал ей, заботился о ней, хвалил ее и в целом обращал на нее внимание. Она очень страдала, когда он прекратил контактировать с ее семьей и с ней, чувствуя, что он ее «бросил», но не видела в этом доказательства того, что его интерес к ней был связан прежде всего с эксплуатацией и надругательством.

Лаура училась в общеобразовательной школе и бросила учебу в возрасте 16 лет, сдав три государственных экзамена и устроившись на работу на фабрику по упаковке продуктов питания, где и работала, пока в 19 лет не вышла замуж за своего первого мужа. Он позволял себе физические насильственные действия в ее адрес в течение многих лет. Насилие началось, когда в 20 лет она была беременна их первым ребенком. От этого мужа она родила троих детей: дочери сейчас 21 год, одному сыну — 19 лет, и второму — 17. Она разошлась с этим человеком, когда ей был 41 год, и вступила в отношения с мужчиной, который стал ее вторым мужем, — с тем, который в дальнейшим обвинялся по уголовному делу вместе с ней. Ее дочь Элизабет была результатом этого брака. На момент вынесения решения о психологическом состоянии Лауры ее второй муж отбывал свой срок заключения за противоправные деяния непристойного характера, о чем написано выше. Трое ее старших детей были опрошены социальными службами, они отрицали, что когда-либо подвергались сексуальному насилию, демонстрируя шок в связи с обвинением их матери в совершении преступлений сексуального характера и приписывая вину ее второму мужу.

Наблюдения

Поразительно, что описывая все совершенные ею сексуальные преступления, Лаура подражала голосу своего мужа, как будто она была неспособна понести oтветственность за свою роль в преступлении и отрицала свое собственное возбуждение и удовлетворение. Она была неспособна описать пережитое жертвами с каким-либо реальным чувством сопереживании или сострадании и находила затруднительным представить, как они чувствовали себя по время и после жестoкoго обращения с ними. Она считала себя жертвой травли со стороны мужа, видя себя обделенной независимостью действий или волеизъявления, и ссылалась на те презрительные прозвища, которые давал ей муж, а также на то, что постоянное принижение ее значимости с его стороны свело в ней на нет всякое чувство независимости, достоинства или гордости. Она вспоминала, как он публично оскорблял ее, называя «жирной мандой», и призывал других поучаствовать в ее унижении. Лаура считала, что у мужа был чрезмерный интерес к мастурбации, и добавляла, что он вел себя садистично по отношению к ней, заставлял мастурбировать ему и сильно бил, если ей не удавалась доставить ему удовольствие. Ее имитации его голоса были точными и очень детальными, как будто она всецело находилась «в роли».

Свои сексуальные преступления Лаура обосновывала пережитыми от своего бывшего мужа принуждением и травлей; она отрицала то, что инициировала насильственные действия или что получала от этих действий какое-либо удовлетворение. Она побудила семилетнего мальчика и десятилетнюю девочку, признанных жертвами, сопровождать их с мужем на отдых в кемпинге, где делала непристойные фотографии обоих детей в то время, пока они мастурбировали ее мужу. Вспоминая эти события, она признала, что это было неправильно, однако постоянно подчеркивала, что сама она не «заводилась» в процессе фотосъемки. Она утверждала, что эти фотографии остались у ее мужа, который обращался к ним во время мастурбации. Она призналась, что дети выглядели «красивыми», но отрицала, что находила их сексуально возбуждающими. Она сводила к минимуму ту степень принуждения, которой подвергались дети, когда их заставляли мастурбировать мужу, и выказала очень малую осведомленность о том, что дети могли чувствовать себя напуганными, смущенными и несчастными. Когнитивные искажения Лауры, проявленные ею при описании ее собственного опыта насильственных отношений в детстве как оправданного, а также ее восприятие детей как приглашающих к фотографированию себя и наслаждающихся этим процессом явно демонстрируют ту степень, до которой она не была способна идентифицировать приемлемые границы между взрослыми и детьми, рассматривая последних как полноправных партнеров, давших свое согласие на сексуальные действия с ними.

Похоже, что страдая от низкой самооценки, Лаура практически не сформировала чувства собственной идентичности. Она имела выраженную эмоциональную зависимость, а также сильно искаженное представление о сексуальном насилии в отношении детей, чему в значительной степени способствовал ее собственный опыт сексуального использования, происходивший в условиях острой эмоциональной пустоты в детстве. Ее роль в сексуальном насилии в отношении маленьких детей указывала как на ее эмоциональную зависимость от мужа, который, судя по всему, инициировал это, так и на ее собственные неудовлетворенные потребности в комфорте и контроле, которые, казалось, удовлетворялись этим преступлением. Она не расценивала сексуальные действия с детьми как насильственные. Это отражало ее идентификацию с ребенком-жертвой, который на самом деле наслаждался сексуальными отношениями со взрослым, и показывало степень отрицания ею своего собственного злоупотребления детским доверием. Она практически не сопереживала смятению и уязвимости маленьких детей. Ее описания сексуальных действий мужа были настолько яркими и страстными, что у меня создалось сильное ощущение, что и сама она возбуждалась от его действий, однако переживать это удовольствие могла только опосредованно.

Власть и контроль, которыми Лаура обладала в отношении детей, были частью удовольствия, получаемого ею от извращенных действий. Присутствующий в этом элемент обмана, заключавшегося в том, чтобы «обхитрить» и самих детей, и их родителей, чтобы получить согласие на выезд в кемпинг, явился важным аспектом насилия и показывал, что Лаура все в достаточной степени осознавала и умышленно принимала участие в преступной деятельности, а также рассматривала детей как объекты, манипулирование которыми могло доставить удовольствие взрослым.

Описание Лаурой своего брака показало сильные элементы садомазохистических взаимоотношений, в которых мотивы власти, контроля, подчинения и унижения были центральными. Временами, когда в эти отношения включались дети, Лаура и ее муж объединяли силы, становясь агрессорами-союзниками. В рамках этого партнерства Лаура взяла на себя соблазняющую и защищающую роль, поощряя детей уйти вместе с их