«Сейчас получил телеграмму и переменил конверт, назначенный было в А...11

Что же с ЦО?? («Правда». — Примет, авт.). Ведь это позор и скандал!! До сих пор нет и нет даже корректур. Запроси и добейся толку, пожалуйста. Тот номер “Vorwarts”, где Каутский сказал поганую фразу, что партии нет... надо его достать... И организовать кампанию протеста».

Читатель согласится со мной, что в этом письме нет вообще ничего личного. Переписка 1914—1917 гг. между ними исключительно товарищеская и касается текущих дел. Иногда они конфликтуют на почве принципиальных разногласий, бывает, что Инесса не отвечает Ленину, а пишет только Надежде Константиновне. Особенно после отъезда в Париж. Видимо, она действительно уязвлена его решением расстаться от греха подальше. Но потом наступает примирение.

Ленин — Инессе Арманд:

«26/1. Дорогой друг! Ужасно рад твоему дружескому, милому, хорошему, теплому письму.

Благодарен тебе за него несказанно».

Тучи развеялись, их переписка продолжается. Ленин откровенен с Инессой настолько, что в будущем редакторы, готовящие письма к публикации в Полном собрании сочинений, ставят купюры на некоторых его высказываниях.

«Люди большей частью (99 % из буржуазии, 98 % из ликвидаторов, около 60—70 % из большевиков) не умеют думать, а только заучивают слова».

Исследователь биографии Ленина историк Владлен Логинов приводит такие цитаты из писем Ленина к Инессе: «Исконная политика швали и сволочи, бессильной спорить с нами прямо и идущей на интриги, подножки, гнусности», — заметил как-то Ленин по иному поводу в письме Инессе Арманд. А в другом письме о такого рода «играх» еще круче: «Кто прощает такие вещи в политике, того я считаю дурачком или негодяем. Я их никогда не прощу. За это бьют по морде или отворачиваются. Я сделал, конечно, второе. И не раскаиваюсь».

Купюра снята. Никакого намека на любовную историю.

Ленин — Инессе. 8 марта 1914 г.:

«Дорогой друг! Ты отвечаешь на мое грустное письмо, а я совершенно забыл, как, что, когда я писал, — вот неудобство переписки чересчур издалека.

Ну, буду продолжать беседу вообще, несмотря на этот перерыв.

Вчера взбесило меня нахальнейшее письмо Гюисманса, коему Попов до сих пор не доставил доклада!! А обещал сделать это 4.II. (2.II я уезжал из Брюсселя и из кафе — помнишь? Не знаешь ли названия кафе? около Gare du Nord (Северный вокзал). Послал бешеное заказное с обратной распиской письмо этому мерзавцу Попову: занимайся, дьявол тебя бери, какими хочешь любвями и болезнями, но если взял партийное обязательство, то выполняй или вовремя передай другому».

Редакторы Полного собрания сочинений приняли решение не обнародовать подобные письма. Ленин должен был выглядеть безукоризненно. Но купюры вызвали кривотолки. Я много раз слышала, что за ними кроется такое... А оказалось — ничего такого!

«Дорогой друг! Я знаю, как Вам ужасно тяжело и чрезвычайно хотел бы помочь всячески, чем можно. Не попробовать ли Вам пожить там, где есть друзья и где можно хронически беседовать о партийных делах, хронически участвовать в них? Французским рабочим в Швейцарии некому прочесть о марксистском отношении к пацифизму, а Вы бы это могли сделать, дав рабочим большущий материал для размышления.

Я Вам пришлю вырезки из “Bataille”, тексты резолюций, тексты из “Avanti!” (старые № “Avanti!” могу достать — Вы легко научитесь по-итальянски читать; это бы тоже архиважно, ибо итальянских рабочих в Швейцарии очень много, и их тоже некому учить марксизму.)

Начните готовиться понемногу теперь же; работа втянет, поверьте, что втягивающая работа самое важное для оздоровления и успокоения!»

Из писем ясно, что Ленин доверяет Инессе, не контролирует каждое слово. Считает ее другом. Иногда делится причинами своего дурного настроения.

«Ох уж эти делишки, подобиядел, суррогатыдел, помеха делу, как я ненавижу суетню, хлопотню и как я с ними неразрывно и навсегда связан! Вождь написал это признание Инессев 1914 г., какой сам выразился, в состоянии крайней усталости и дурном расположении духа.

А вот еще одно письмо. Это уже 1915 г. Почему-то Ленин, который из всего своего окружения только Инессу называл на «ты», в этот период переходит с ней, как и со всеми остальными товарищами, на вежливое «Вы». Но текст письма показывает, что отношения их почти родственные. Он просит Инессу привезти какие-то особенные конверты, лимонную кислоты, 20 экземпляров новых большевистских изданий и еще много разного.

«Дорогой друг! Я удивлен, что у нас нет никаких вестей от Вас много дней. Надеюсь, это из-за того, что Вы скоро приедете...

Еще одно поручение: на случай, если мы с Вами предпримем большие прогулки (это не наверное, но, может быть, и удастся изредка), хорошо бы знать, какие условия в Hutten (Cabanes) — домики на горах с кроватями, — устроенными швейцарским клубом “альпинистов”. Зайдите в бюро этого клуба в Берне, возьмите проспекты и узнайте все подробнее. Я часто изучаю Бедекера и “присматриваюсь” к таким Cabanes на высоте 2500—3000 м недалеко от нас».

Сторонники версии о любовной связи, конечно, порадуются этому письму. Домики с кроватями в горах! Для совместного похода с Инессой! О чем еще можно говорить? Теперь никаких сомнений!

Но тогда почему это письмо опубликовано? Почему его пропустила советская цензура? Почему не протестовала семья? Ульяновы давали разрешение на каждую публикацию, касающуюся Владимира Ильича. Об этом пишет Мариэтта Шагинян, рукописи которой прочитывали и Мария Ильинична, и Дмитрий Ильич, и, разумеется, Надежда Константиновна.

На эти вопросы есть ответ. Потому что Ленин при любой возможности совершал восхождения в составе альпинистских групп. Надежда Константиновна по состоянию здоровья не всегда могла сопровождать мужа, но рядом постоянно бывали другие большевики. И даже если бы они с Инессой совершили совместное путешествие в горы, то под неусыпным надзором товарищей по партии.

Когда настало время «рассекречивания», оказалось, что купюры чаще всего скрывали нелицеприятные отзывы Ленина о товарищах по партии. Инессе Владимир Ильич доверял такие