и меньше, ибо конференция 3 дня), то я бы просил тебя согласиться. Ты хорошо знаешь дела, прекрасно говоришь по-французски, читаешь “Правду”».

Она еще не успела ответить, когда принесли следующее письмо от Ленина:

«Dear friend! Я ужасно боюсь, что ты откажешься ехать в Брюссель, чем поставишь нас в совершенно невозможное положение. И вот я придумал еще один “компромисс”, чтобы ты уже никак не могла отказаться.

Надя думает, что твои старшие дети уже приехали и ты легко сможешь на 3 дня оставить их (или взять Андрюшу с собой)».

Вечерней почтой прибыло еще одно послание. Ленин явно очень волнуется из-за дела.

«Сейчас (2 ч. дня) принесли внеочередную добавочную почту. От тебя опять ничего... Дело, видишь ли, в том, что крайне важно, чтобы хотя бы основной доклад был прочтен действительно с толком. Для сего безусловно необходим прекрасный французский язык—прекрасный, ибо иначе впечатление будет ноль.

Крепко жму руку. Искренне тебе преданный В. И.

Я волнуюсь сильно из-за Брюсселя. Только ты провела бы чудесно.

Расходы на поездку оплатим».

Предложение Ленина помочь деньгами было простой формальностью.

Инесса прекрасно знала, как мало денег в партийной кассе. И как Ульяновы сами нуждаются в деньгах. Основной источник дохода семьи — гонорары за публикации в газетах.

Ленин — в редакцию «Правды». Не ранее 25 июня 1913 г.:

«Уважаемые коллеги! Очень прошу выслать мне сюда, в Берн, гонорар за май и за июнь тоже (100 р.).

Herm Ulianow. 4. Gesellschaftsstrape. 4. Швейцария. Вет. Schweiz.

Я должен пробыть здесь с месяц, ибо жене будут делать операцию. Деньги крайне нужны.

Надеюсь через несколько дней налажу и отсюда сотрудничество в “Правду”».

Инесса же в эмиграции особо в деньгах не нуждалась. Требования ее были довольно скромными, и на жизнь хватало. Ежемесячно поступали деньги от Александра Евгеньевича. В крайнем случае всегда можно было обратиться к Анне Арманд-Константинович, которая обосновалась в Париже. И, наконец, Инесса могла бы в любое время телеграфировать свекру. Евгений Евгеньевич Арманд ни за что бы не оставил мать своих внуков без средств к существованию. Он сочувствовал Инессе, которая уже столько лет вынужденно жила в эмиграции. Свекор сам принадлежал к семье эмигрантов, но рожден был уже в России.

ФРАНЦУЗСКИЕ КОРНИ В РУССКОЙ ЗЕМЛЕ

Евгений Евгеньевич Арманд был коренным москвичом. Его прадед Поль Арманд (по-французски произносится как Армо с ударением на последнем слоге) с женой Жанной Анжеликой и маленьким сыном Жаном Луи приехал в Россию в одном экипаже с маркизом де Куртене после начала революционных событий во Франции в середине 1790-х гг. Точно не установлено, кем был первый из Армандов, переселившихся в Россию. В семейных преданиях этот решительный человек предстает выходцем из разных кругов: от сапожника в Париже, крестьянина — участника Вандеи до барона и генерала. В своих записках маркиз де Куртене упоминал своего попутчика как интересного собеседника и ценного помощника в трудном путешествии. Арманд не беспокоился за свое будущее. Он был родом с юга Франции, из Эльзаса. И сделал ставку на виноторговлю. Переселенец отправил морем лучшие вина своих виноградников. Рассчитывал, что этот товар поможет ему продержаться первое время на новом месте. Например, можно попробовать открыть в Москве собственный винный магазин. По дороге в Россию он еще не знал, что его постигнет финансовый крах: корабль с вином потопит море. Но тем не менее на новой родине семья не пропала. Поль Арманд вряд ли думал, что в будущем базой семейного благополучия станет торговля модными шляпками. Его невестка Мари Барб, урожденная Колиньон, откроет на Кузнецком Мосту мастерскую, где будут шить шляпки на заказ.

Первое упоминание о наших предках содержится в книге Ф. Тастевена «История французской колонии в Москве с истока по 1812год». Эту книгу раскопала переводчица Наталья Мавлевич, когда помогала писателю Жоржу Бардавилю в его работе над книгой об Инессе Арманд. Тастевен пишет, что первые Арманды, прибывшие в Москву, жилив Лефортове, потом на Лубянке. Встречается в книге и упоминание о г-не Фриде Вильде, жившем в начале XIX века на Арбате. Неподалеку обитала и мадемуазель Ришар, в будущем мадам Демонси. Еще никто из них не знал, что эти три семьи близко познакомятся и породнятся благодаря генерал-губернатору Москвы графу Федору Васильевичу Растопчину. Тастевен записал свидетельства очевидцев:

«28 августа 1812 года французов из колонии арестовали на виду у всех и отправили в Нижний Новгород на барке в сопровождении одного офицера и трех солдат-инвалидов. Это была идея Растопчина. Генерал-губернатор написал министру полиции Балашову: “Отобрав 43 человека из самых замеченных по поведению и образу мысли французов, наняв до Нижнего Новгорода барку, отправляю водой, а оттуда в Саратов и далее в Азию”. Большая часть из высланных были люди семейные и связанные личными выгодами с Россией».

Кого сослали? Немцев, швейцарцев, французов и одну английскую семью. На этой барке оказались книгопродавец, режиссер французского театра, несколько учителей, фабриканты, торговцы модными товарами, бывший балетмейстер, преподаватель фехтования, повар и доктор. Плавание длилось около двух месяцев. Трудности и неудобства этого неприятного путешествия сплотили Поля Арманда и Александра де Монси. На барке оказался также г-н Вильд. Все эти семьи вскоре будут сплетены родственными узами. А пока они сходят на берег, чтобы продолжить путешествие на санях к стенам Макарьевского монастыря.

Очень любопытная деталь: по прибытии к месту назначения офицер попросил у арестованных дать письменное подтверждение о благополучном завершении пути и оценку обращения с ними сопровождающих. Дамы подали письменную жалобу, что во время плавания им собственноручно пришлось стирать кружевное нижнее белье, поскольку прислугу с собой взять не разрешили.

«Нижегородское дворянство встретило интернированных как желанных гостей. Их обласкивали, наперебой приглашали на обеды и балы, старались показать, что нижегородцы тоже не лыком шиты. Тогда начальство, решив проявить бдительность, разослало французов по уездам. Поль Арманд попал в слободу Макарьевского монастыря на Унже. Однако он и здесь не растерялся и открыл какое-то ремесленное