Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третий и четвертый день потратили на обустройство укрытия, в котором должны были прятаться крановщики в момент подъема «крышки». Научники по своей интеллигентской манере попытались подойти к его строительству спустя рукава, но все попытки схалтурить были пресечены суровым начальником экспедиции сообща с ученым триумвиратом, поэтому блиндаж удался на славу: объемистый, просторный, крытый бревнами в три наката… Наверняка сие фортификационное сооружение могло бы выдержать обстрел стопятидесятимиллиметровыми фугасными снарядами. Особенно серьезно отнесся Александр к его герметичности, целиком и полностью отказавшись от всяких там амбразур и окон, заменив все это выдвижным наблюдательным прибором вроде перископа, для которого электронный бог экспедиции приспособил одну из видеокамер. Леонард Фридрихович и академик Мендельсон все это одобрили безоговорочно, а Агафангел Феодосиевич —с ворчанием, хотя и не стал спорить, что при выхлопе радиоактивной пыли, вполне возможном при вскрытии «крыши», только практически полная герметичность убежища, а еще лучше — избыточное давление внутри (баллон со сжатым воздухом среди оборудования тоже имелся) спасет находящихся там от облучения.
Теперь же все подготовительные работы были завершены, плита надежно зацеплена тросами, а основной состав экспедиции удален на безопасное расстояние. Решив быть осторожным до конца, Бежецкий и их укрыл в отрытой за пару дней траншее. В блиндаже укрылись с пультами лебедок один из подручных Александра и казак-доброволец, соблазненный изрядной премией, посуленной ему за участие в опасном мероприятии.
— Начнем? — обернулся Николаев-Новоархангельский к соратникам, настороженно следившим за артефактом кто в бинокль, кто — через монитор. — Не желаешь поплясать с бубном? — Это уже относилось к серьезному до предела Тунгусу. — Духов злых, так сказать, умилостивить… Может, жертва какая нужна? Ты только свисти!..
— Моя не шаман, — с достоинством ответил абориген, смерив взглядом превосходящего его ростом больше чем на полторы головы физика-помора. — Моя охотник. Моя православный. Сам пляши с бубном.
Пикировка этого дитя природы с лауреатом множества премий и обладателем высоких научных званий была так уморительна, что все рассмеялись, несмотря на серьезность момента, представив маститого ученого исполняющим обряд камлания.
— Прекратите заводить нашего проводника, Агафангел Феодосиевич! — вытирая слезы, выступившие на глазах от смеха, заявил профессор Кирстенгартен. — А то обидите его, и он будет при нашей ретираде… на обратном пути, словно Иван Сусанин…
Реплика антрополога вызвала новый приступ смеха. Все были возбуждены предстоящим действом до предела, поэтому готовы были хохотать по любому поводу и без такового.
— Ладно вам… — отсмеявшись, махнул рукой Николаев-Новоархангельский и спросил Бежецкого: — Начинаем?
Александр только пожал плечами:
— Вам и карты в руки…
— Блиндаж, блиндаж! — закричал физик в микрофон. — Вы меня слышите? Начинаем подъем по моей команде. Чуть что — останавливайте. Вы меня поняли?
В наушниках что-то неразборчиво хрюкнуло (связь в этих местах вообще была ни к черту), и помор торжественно махнул рукой, хотя никто, естественно, из блиндажа его видеть не мог.
— Давай!..
Зрители, затаив дыхание, смотрели, как тросы, охватывающие углы плиты, напряглись, камень заметно дрогнул и… Импровизированный кран легко, будто пушинку, оторвал его от земли. Событие, к которому так долго готовились, оказалось весьма будничным…
— Стоп!!! — заорал Агафангел Феодосиевич в микрофон, и плита закачалась в воздухе в полутора метрах от того места, где пролежала столько лет, медленно поворачиваясь вокруг своей оси.
— Фон?.. — напряженно окликнул профессор склонившихся над приборами ученых.
— В норме…
— Уф-ф… — Новоархангельский вытер струящийся по лбу пот и снова приник к микрофону. — Отводи на весу на ровную площадку!.. Ага… Ага… Опускай!
Плита мягко опустилась на заранее расстеленный под раскидистым кедром брезент и замерла, чуть-чуть подняв один из углов.
— Поздравляю вас! — Агафангел Феодосиевич слегка поклонился зрителям, будто известный артист публике. — Вскрытие артефакта завершено… Где же громы и молнии небесные, обязанные посыпаться на голову святотатцев?
Ответа не было. Шутить в подобном тоне никому почему-то не хотелось.
— Еще не вечер… — вполголоса пробормотал академик Мендельсон и, независимо сунув руки в карманы куртки, первым вышел из укрытия…
* * *
— Гора родила мышь.
Совет старейшин экспедиции, собравшийся в палатке, пока молодежь была занята приготовлением шашлыков из добытой накануне Тунгусом косули, уныло подводил итоги многодневных трудов, не принесших практически ничего нового. Речь держал Михаил Абрамович, скептик по призванию.
— Остается констатировать, что, несмотря на археологические находки вокруг артефакта и в нем самом, научная ценность нашего пребывания здесь, столь дорого обошедшегося казне, фактически нулевая. Да, мы привезем с собой неизвестные дотоле предметы культуры раннего сибирского Средневековья, хотя не представляю, каким образом мы доставим в обитаемые места снятую с холма плиту… Да, произведенные нашими коллегами замеры, — неопределенный жест куда-то за пределы палатки, откуда доносились веселые голоса, — помогут проверить кое-какие гипотезы и подвести солидную экспериментальную базу под теорию сопряженных пространств. Однако…
Академик Мендельсон замолчал, но все и без него знали, что экспедиция провалилась. Ожидаемый действующий проход в иной мир найден не был. Конечно, некие процессы в толще артефакта и на его поверхности шли, и это было очевидно всем, имеющим отношение к их изучению. Но что прикажете делать с мертвым холмом, периодически подающим признаки жизни только на уровне колебаний электромагнитного поля, и то улавливаемых лишь самыми тонкими приборами? Ничего не дал даже предпринятый после того, как было установлено, что источником радиации является не что иное, как злополучная плита, подкоп через всю толщу холма, целью которого была оборотная сторона скалы, на которой покоился резной камень. Если не учитывать недельных трудов членов экспедиции, переквалифицировавшихся без различия возраста, статуса и научной степени в землекопов, с огромным трудом пробившихся сквозь напичканный камнями, словно шоколад фабрики «Эйнем» орехами, бугор, результат был тот же. Нулевой.
— Я считаю, господа, — завершил свое краткое выступление Михаил Абрамович, — что мы должны приступить к свертыванию экспедиции. Имеется еще немало потенциально интересных объектов… Лямбда-два, в частности… К исследованию которых можно приступить незамедлительно, оставив здесь небольшой, постоянно действующий пост с чисто наблюдательными функциями… Я прав, Александр Павлович? — спохватился ученый, вспомнив о номинальном главе экспедиции.
Что мог возразить на это Бежецкий? Сообщить ученым, что еще два дня назад послал в столицу сообщение о результатах экспедиции и потребовал дальнейших инструкций, но пока не получил ответа? Конечно, он в провале всей операции не был виноват никоим образом, да и не обвинял его никто, но неудача давила почище пресловутой плиты…