Оливия прижала ладонь к груди, где сердце отчаянно колотилось. Она понимала, что Азиз пытался его успокоить, но его слова звучали холодно. Может, это и больше, чем та пустая жизнь, которую она вела раньше, но разве этого достаточно? Разве она не посмеет желать большего, стремиться к большему?

– Ты считаешь, что я хочу такого… договора? – глухо спросила она.

Азиз выгнул бровь.

– Ты сама призналась, что не ищешь любви. И я тоже.

Разочарование тисками сжало сердце.

– Почему ты не хочешь любви?

– Полагаю, по той же причине, что и ты. – Азиз пожал плечами. – Только я никогда не заходил настолько далеко, чтобы кого-нибудь полюбить.

– Если тебе не разбивали сердце, почему ты так боишься этой боли?

– Сердце мне разбили в детстве, – помедлив, сказал он. – Конечно, это не то же самое.

– Из-за отца?..

– После его отношения ко мне я не хочу никого любить. Или доверять.

– Он… жестоко с тобой обращался?

– Это не важно, – отмахнулся Азиз. – Мы говорим о будущем, Оливия. О том, что можем дать друг другу.

Оливия скрестила руки.

– А что, если… – «Что, если я скажу, что хочу большего?» Нет, об этом она спрашивать не могла. Слишком откровенно. – Что, если я скажу, что мне нравится моя жизнь, как она есть?

– Ты можешь это сказать, но вряд ли я тебе поверю.

Оливия открыла рот, собираясь отчитать его за высокомерие, но не могла издать ни звука. Внезапно она почувствовала себя невероятно уставшей от всех игр. От притворства. От лжи.

– Ладно. Может, мне чего-то не хватает. Но я не уверена, что то, что ты предлагаешь, заполнит эту пустоту.

– Ты можешь хотя бы попробовать.

– А если не получится?

– Тогда ты можешь вернуться в Париж и жить так же, как раньше. Конечно, ты будешь моей женой, но я не стану тебя беспокоить.

От этого Оливии стало только грустнее, настолько, что глаза обожгли внезапные слезы, и она отвернулась, пряча лицо. Но она понимала, что уже поздно скрываться. Азиз и так видел слишком много.

– Тебе когда-то причинили боль, – тихо сказал Азиз. – Я понимаю это. Обещаю, я не причиню тебе боли.

– Ты не можешь этого обещать.

– Я очень постараюсь.

– Этого недостаточно. – Она втянула воздух. – В любом случае тебе достанется не то, что ты ожидаешь. – Слова давались с трудом. – Мне разбил сердце не мужчина, как ты думаешь.

Азиз замер, внимательно глядя и выжидая:

– Кто же тогда?

Оливия сморгнула, стряхивая слезы с ресниц; она не могла ни на чем сосредоточиться, голова шла кругом. Она вспомнила последний раз, когда говорила о Дэниэле вслух. Тогда отец велел ей забыть его. Навсегда. Но теперь она, как ни удивительно, хотела о нем поговорить. Хотела рассказать Азизу, хотела, чтобы он понял…

Безумие.

– Оливия, – позвал он, и одно то, как он произносил ее имя, заставляло ее верить, что Азиз сможет помочь. Если только она позволит. Она так жаждала сочувствия…

– Его звали Дэниэл, – отчетливо сказала она и подняла голову навстречу внимательному взгляду Азиза. – Мой сын Дэниэл.

Такого Азиз не ожидал. Сын. Ребенок. Он смотрел на Оливию и видел в ее глазах, в лице всю скорбь. И думал: ну конечно. Конечно, дело было не в банальном романе. Конечно, ее боль намного глубже.

Он подался вперед и накрыл ее ладони своими; ее кожа была холодна как лед.

– Прости, – сказал он тихо, и Оливия издала звук, который мог быть только всхлипом. – Расскажешь мне? – спросил он.

Оливия смотрела на их соединенные руки: ее ладони выглядели невероятно бледными в его бронзовых. Азиз думал, что она не станет рассказывать, но спустя полминуты она заговорила:

– Мне было семнадцать. – Она набрала воздуха в грудь и посмотрела на него. В ее глазах застыли слезы, лицо было бледным. – Я никому этого не рассказывала, – глухо добавила она. – Ни единому человеку.

– Ты можешь рассказать мне, Оливия, – мягко сказал он. – Если хочешь. Если тебе станет лучше.

– Я не знаю. – Она высвободила руки из его ладоней и обхватила себя за плечи, словно замерзла.

Азиза охватила внезапная яростная потребность обнять ее, согреть и утешить. Это чувство не имело отношения к желанию, это было сочувствие… или что-то более глубокое.

– Я стараюсь даже не думать о нем, – прошептала Оливия. – От этого слишком больно.

– Что с ним случилось?

Он не ждал ответа. Оливия смотрела в пространство, не видя ничего перед собой, все еще сжимая свои плечи, словно буквально пытаясь удержать себя в руках.

– Я его отдала, – прошептала она; на последнем слове ее голос сорвался. Она опустила голову, плечи дрожали, и Азиз перестал думать и стал действовать.

Он притянул Оливию к себе, чувствуя, как всхлипы сотрясают хрупкое тело. Она не отстранилась, наоборот – прижалась крепче, явно нуждаясь в нем, и от этого Азиза еще сильнее охватило желание утешать и защищать ее.

Когда кто-нибудь нуждался в нем, хотел его ради чего-то большего, чем ночь горячего секса? Он сам выбрал такую жизнь, убедил себя, что так будет лучше, но, держа Оливию в объятиях, он начал понимать, как много упускал.

Брак, который он предложил Оливии, не должен включать такую близость – обмен секретами, утешение и сочувствие. Они уже нарушали правила, и Азиз знал, что это не приведет ни к чему хорошему.

– Конечно, его появление было случайностью, – спустя несколько минут сказала Оливия, не поднимая головы от его груди. Он чувствовал, как ее слезы пропитывают его рубашку. – У меня даже не было парня. Я пошла на вечеринку, выпила слишком много… Обычно я не пила, разве что бокал вина на семейном ужине. Но в тот вечер я чувствовала себя взрослой, меня только что приняли в университет, и там был мальчик, в которого я всегда была втайне слегка влюблена. Может, не так уж втайне. – Она издала смешок без тени веселья и покачала головой.

Азиз вскинулся, руководимый инстинктами защитника.

– Он воспользовался твоим состоянием, когда ты выпила? Он тебя изнасиловал!

– Нет, я была не настолько пьяна, – ответила она. – Честно. Я выпила достаточно, чтобы считать себя привлекательнее, остроумнее и увереннее, чем была на самом деле. Так что слово за слово… – Она тяжело, потерянно вздохнула. – Конечно, утром я об этом пожалела. Ужасно. Но даже не подумала, что могу забеременеть. Как глупо…

– Когда ты догадалась? – негромко спросил Азиз.

– Я так и не догадалась. Догадалась моя мать. По крайней мере, она первой начала подозревать. Меня тошнило по утрам, но я думала, что это просто отравление. Мама устроила мне серьезный разговор, но сначала я не могла в это поверить. Но она была права.