Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я покачал головой, но ее было уже не остановить.
– Ты бы потерял ко мне весь интерес… Получается, что тебе важна не я, не то, что у меня внутри, а всего лишь мои волосы?
Я уже не раз сталкивался с подобным перевиранием толкованием моих слов. И я решил, вместо оправдывания, на этот раз сменить свою тактику.
– А почему ты так боишься, что я потеряю к тебе интерес, позволь мне спросить? Разве на мне мир клином сошелся? Разве я единственный такой неповторимый любовник на всем белом свете?
Я внимательно проследил за ее реакцией. Да, я попал в яблочко. Она не была готова к такому вопросу. Я ее полностью обезоружил на этот раз.
– Но…
Я тут же пошел в наступление.
– Значит, потеряв меня, ты потеряешь все? Верно я понял?
Она отрицательно покачала головой.
– А что тогда? – уточнил я.
Она посмотрела на меня невинным, детским взглядом. Этот взгляд она «надевала» каждый раз перед тем, как проиграть свой бой.
– Понимаешь… – начала тревожно она. – Я стала понимать стихи.
С ее уст слетели поистине сильные слова. Я бы даже сказал – смелые.
– Расскажи мне об этом, – с неподдельным любопытством сказал я.
– Вчера я открыла одну из тех книг, что ты мне советовал. Это были стихи Байрона. А внутри я обнаружила оставленную тобой закладку на одной из страниц. И тот стих, который ты мне читал…
Она сделала секундную паузу.
– Я еще раз беглым взглядом его прочла и вдруг осознала, что он мне знаком. Нет, я никогда не читала его раньше. Просто те слова, те люди… Я внезапно осознала, что автор написал о нас. Я начала листать книгу дальше, и там, на следующей странице, я снова увидела нас. Практически в каждом стихе я нашла отголоски нашей с тобой жизни. Помнишь, я у тебя спрашивала: «Чего в моей душе нет такого, что есть в душе Шекспира?»
Я кивнул.
– Помню.
– Так вот. Моя душа тогда не знала прикосновений. Не пальцев, а чужой души. Немногие, кажется мне, касались этого автора. А он в ответ касался всего мира. И меня коснулся твоими руками… – она с такой любовью, с такой страстью произносила эти слова, словно ею овладело какое-то неведомое чувство. Мне вдруг послышался шелест павшей листвы. Странно, что такое послышалось среди лета.
– А знаешь теперь, чего у Шекспира нет такого, что есть во мне?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет.
Она была увлечена своим рассказом. Ее глаза горели.
– У него нет пальцев. У него нет ног. У него нет губ. Он только ветер, который может мне рассказать о тебе. И тебе обо мне. Источник – я, а он всего лишь переводчик моих слов, моих чувств, моей души. Нам нужно, чтобы нас понимали! Люди пронесли его сквозь века. Люди пронесли свои чувства сквозь время. Он – не чувство, а всего лишь ветер, навевающий чувства в сторону тех, кто в себе их хранит. Кто их испытал! Он – аромат, который может вдохнуть только тот, кто уже однажды вдыхал. Он больше не яд. Яд – это я. Яд – это ты. И каждый, кто находит себя в его строках. Если ты внимательно книгу прочтешь, то заметишь, что он в каждом своем стихотворении повторяет одни и те же слова. Это так очевидно и бросается все время в глаза. Если пересказать их своим языком, то эти слова прозвучат так: «Что для одного исцеляющая вода – то для другого губительный яд. Один и тот же напиток имеет разные свойства. Все зависит от того, кто его выпил». Вот, как я поняла его стихи. А он – всего лишь ветер, который может мне рассказать о тебе. Но никогда не станет тобой.
Был ли я удивлен ее словами? Нет, я был ими потрясен. Как точно она смогла описать то, для чего я сам не мог подобрать нужных слов. Она была самым интересным человеком в моей жизни. Ни одна прочитанная мною книга никогда не оставляла подобного послевкусия. «Спасибо», – мысленно поблагодарил ее я.
– Но ведь ты читала Байрона…
Она посмотрела мне в глаза, словно в ее зрачках я должен был увидеть ответ на свой вопрос.
– Ты разве не понял?
Я покачал головой.
– Стихи одинаковы. Что у Байрона, что у Шекспира, что у всех остальных. Разный язык только. А мы – те же.
Конечно же, я понял, но мне хотелось услышать от нее. Это не было для меня великим открытием, но из ее уст даже сущий пустяк казался значимым.
* * *
– Пьеро…
– Что, простите?
Роза была полностью увлечена моей книгой.
– Так зовут автора этого произведения, – уточнил я.
– Пьеро… Я никогда не слышала о нем.
Конечно же, вы никогда не слышали обо мне. Так странно, что о многих людях начинают слышать только после их смерти.
– Где я могу купить эту книгу? – спросила Роза. Женщин всегда интересуют практические вопросы.
– Нигде. Я обошел много книжных и ни в одном не нашел эту книгу.
«Откуда ей там взяться?» – подумал про себя я.
Я наблюдал за тем, как она вдохновенно читает. Нам доставляют особую радость те книги, в которых мы находим ответы. Что интересного для себя нашла в этой книге Роза? Каков был ее вопрос?
Однажды ночью я услышал ее шепот. Она сказала:
– Больше всего на свете я боюсь осознать, что человек, рядом с которым я чувствую себя несчастной, – счастлив рядом со мной.
Она перевернула те сказанные ранее слова с точностью до наоборот. У меня внутри все оборвалось.
«Что это значит?» – я задал себе вопрос.
Больше она ничего не сказала, но все это время я не мог нормально уснуть.
Поутру, как и всегда, я заварил нам кофе. Почистил зубы и поцеловал ее. Но что-то было не так. Этот поцелуй – не настоящий, а только для вида. Она меня отторгала всем своим телом, она запрещала себя любить…
– Что произошло? – встревоженно спросил я.
– Ничего. А разве что-то должно произойти?
Я сделал глоток кофе и подкурил сигарету.
– Мне показалось, что ты меня отвергаешь…
– Разве? – удивилась она.
– Я не хочу с тобой играть, – серьезным тоном сказал я. – Если тебе есть, что мне сказать, то говори прямо!
– Мне нечего тебе сказать, – спокойно ответила она.
– Так, стало быть, нечего?
– Нечего, – повторила она, качая головой.
– Хорошо.
Я потушил сигарету в пепельнице и приблизился к ней, чтобы поцеловать. Она отвернула голову в сторону.
– Черт, – вскочил я. – С тобой можно нормально поговорить?
Я чувствовал, как в жилах закипала кровь. Мне вдруг захотелось выплеснуть всю свою энергию.