– А мы отсюда и не выйдем уже, наверное… Помрём на казённых койках… Я лежала тут 15 лет назад с другой ногой, теперь опять… За что мне такое?!

Тотчас к причитаниям подсоединяется Ефросинья Семёновна. Она всхлипывает, крупные слёзы бегут по её чистому, белому лицу:

– И бедные мы, и горемычные, и несчастные… Ноженька моя многострадальная… Господь Вседержитель, не оставь нас…

Что-то похожее на всхлипы несётся и с кровати бабы Гали.

Эльвира выходит из себя и начинает орать:

– Брошу всех, уеду в Йошкар-Олу! – Из глаз у неё летят злые слезы. – Ефросинья Семёновна, вы совсем сдурели, похоронить меня хотите тут?! Зачем вы воете, у вас сахарный диабет, сейчас сахар скакнет, опять операцию отложат! Да мне что, жизнь свою на вас положить?! Замолчите все, или я вас задушу собственными руками!

– Дурдом! – тихонько вздыхает Юля и выскальзывает в коридор.

Наутро в палате затишье. Эльвира после завтрака заявила, что ей нужно выйти в город на два часа по делам и что за это короткое время ничего с больными, включая даже бабу Галю, не случится – в туалет можно и потерпеть. Юля ждёт выписки из истории болезни и против обыкновения сидит в палате.

Без Эльвиры скучно. Варвара Ивановна наставительствует:

– Юля, когда ты будешь уходить, не надо говорить: «До свидания» или «До встречи». Это плохая примета. А надо так прощаться: «Выздоравливайте!» Или: «Надеюсь, мы здесь больше не увидимся!»

Юля хмыкает:

– Да, я тоже очень и очень надеюсь. Хотя по жизни все дороги ведут в Склиф.

Варвара Ивановна философствует:

– На самом деле, все дороги ведут на тот свет, Юлечка. Как хорошо, что вы молоды и пока этого не понимаете.

– Вот я говорю: надо брать от жизни всё. Не дай себе засохнуть. А то будешь потом подыхать, и вспомнить нечего.

– Кому что на роду написано, – смиренно произносит Ефросинья Семёновна. – На всё воля Божья.

Тут дверь открывается, но вместо долгожданной медсестры с выпиской появляется модно одетая женщина средних лет, с укладкой, свежим макияжем, ухоженными руками. Дама деловито проходит на середину палаты и начинает расстегивать кожаный плащ.

– Женщина, – жалостливым голосом просит её Ефросинья Семёновна, – вы не могли бы из коридора нянечку нам позвать.

Модная дама вскидывает в знакомом жесте коротенькие ручки:

– Вы что, совсем рехнулись?! Не узнаёте?!

– Эльвира, ты? – радостно вскрикивает Варвара Ивановна. – А я уж думала всё, бросила ты нас, подалась в Йошкар-Олу.

– Как же, – ворчит Эльвира, – вырвешься от вас. – Вот, пошла в салон, привела себя в порядок. А то в этой больнице можно опуститься ниже плинтуса… Ну, девочки, раз вы меня не узнали, значит, эффект есть, – взбадривается Эльвира. – Увидите: Юрий Иванович будет мой. Сегодня же начинаю действовать…

В электронной почте Ольга обнаружила письмо от некоей Светланы из пресс-службы высших правительственных сфер. В самых почтительных выражениях Муромову просили обязательно связаться по указанному телефону для обсуждения «важного дела».

Ольга взглянула на часы – по чиновным офисам звонить уже поздно. Да и голова у неё, если честно, была забита другой заботой. На следующий день она про письмо и не вспомнила, но Светлана нашла её сама:

– Вадим Григорьевич (начальник) очень просил, чтобы вы нашли возможность встретиться с ним.

– А в чём суть? – недоумевала Ольга.

– Я не знаю деталей, – трепетала Светлана. – Но я вас очень прошу, – в голосе у неё зазвучали такие страдальческие нотки, как будто её сейчас начнут жарить на костре, – назначьте время, какое удобно, Вадим Григорьевич будет ждать.

Ольга, подумав, согласилась: она поняла, что исполнительная Светлана с неё не слезет. Встречу назначили на завтра, на десять утра.

Обедать Муромова пошла в кафе, где часто собирались журналисты из Дома прессы. Размышляя над странным звонком, она вспомнила, что Вера Марципович из «Известий», давняя её знакомая, долго работала в рекламе и Вадима Григорьевича знала, как облупленного.

Ольге повезло – Вера толклась на раздаче, и, увидев Муромову, стала энергично махать рукой, шуметь, что «заняла место» и пр. Небольшая очередь из мужиков покорно стерпела – Марципович отличалась вздорным характером – резким, неуживчивым, была остра на язык и с особой требовательностью относилась к сильному полу.

Вера считала себя роковой красавицей. Главным достоинством её внешности был нос. Не то чтобы он был велик или уродлив, но эта черта явно доминировала и «вела» Марципович по жизни. Нос был своевольным, всеведущим, и выражал её «второе я».

Первым делом Вера высыпала ворох проблем – незаконченный ремонт, штраф из ГАИ, сволочное отношение шефа, конъюнктивит у котёнка, сезонную депрессию, увлечение хиромантией и затяжку на новой блузке (последнее было продемонстрировано тут же, за столом, – дефект на импортном трикотаже возник в районе талии). Муромова прямо и неуклюже перевела разговор на звонок Светланы («Знаю эту дуру!» – воскликнула Марципович) и приглашение Вадима Григорьевича («На золотой куче сидит и никого не пускает», – уважительно-завистливо прокомментировала Вера).

– В общем, Светлана эта – провинциалка, из Торжка, что ли, или из Осташкова, – я эти города путаю, – пустилась Марципович в объяснения. – Фамилия Вадима Григорьевича – Толстопальцев, хотя я бы ему дала другую – «Рукизагребущие», они его двигают на министра, ведает большими проектами.

– По ведомству Навального, поди, проходит, – усмехнулась Ольга.

– Да-да! Удивительно, как он до этого борова не добрался… У нас был договор о сотрудничестве, я в его структуру таскалась на совещания, лицезрела это сытое физио (посмотри в Интернете, морально подготовься). Светлану он выписал из провинции, она победила в конкурсе по занятию вакансии, и, поскольку не блатная, он над ней глумится по полной программе. Сколько она у меня на плече рыдала – не перечесть!..

– Понятно, – вздохнула Ольга. – А я-то ему зачем?

– Даже не могу представить! – вскричала Вера. – Это настолько ограниченное существо, что все мысли у него вертятся вокруг денег. Интригуете, Ольга! – Она погрозила пальцем. – Что с вас взять? Какую пользу?

Муромова обещала сразу после визита «дать отчёт». Даже если отбросить экспрессивность Веры, картина вырисовывалась странная…

Надо отдать должное Марципович – типажи она нарисовала карикатурные, но точные. Достаточно было взглянуть на Светлану, чтобы наполовину её «прочесть», а уж после пяти минут общения Ольга знала и содержание второй «части».

Эта была милая и доверчивая женщина со страдальческой печатью на «офисном» лице. «Ничего лишнего не говорите, – шептала она Ольге, пока они поднимались в лифте, – везде камеры, прослушки».