Впервые в жизни в нем проснулись угрызения совести. Никогда прежде он не тратил зря силы на сомнения. Никогда не тратил зря время на раздумья. Это позволяло ему сосредоточиться на выполнении зачастую смертельно опасной работы. Он не ставил под сомнение ни одно из тех заданий, на которые посылал его Дэл. И хотя характер его работы предполагал значительную свободу действий, Диего никогда не возражал даже против ограничений, если таковые были.

До сих пор.

Но теперь в его душе зрел протест. Неправильно и несправедливо, что эти двое, которых он уважал и которыми восхищался, лишены радости общения. Несправедливо, что у Блю не будет шанса узнать своего отца. Да что там – даже узнать, что он жив.

Чертовски странные мысли и чувства для человека, который ровным счетом ничего не знал ни об одном своем родственнике – ни живом, ни усопшем.

– Наверное, ты прав, – в конце концов сдалась Блю и с горечью усмехнулась: – Видит бог, я и раньше ошибалась в людях.

Она вновь повернулась к Тайни.

– Не возражаешь, если я позаимствую твой прицеп, а? Шина полетела недалеко от Каменного холма.

Тайни неодобрительно покачал головой, тяжело вздохнул.

Блю предупреждающе вскинула ладонь:

– Только без нотаций, ладно? На сегодня я ими сыта по горло. Дай мне на время свой прицеп – и все. Ужин за счет заведения.

Он улыбнулся.

– И пиво?

Теперь уже Блю издала тяжелый вздох.

– На тебя можно положиться, Тайни. С такими друзьями, как ты…

– …тебе приходится ночь напролет сторожить свой драгоценный «Харлей», чтобы его не засосали пески, – закончил вместо нее Тайни.

Она расхохоталась.

– Вот именно. Да только за это мне следовало бы неделю кормить тебя бесплатно. – Блю демонстративно обвела взглядом его объемистый живот. – Но я этого не сделаю.

Тайни, смеясь, опустил огромную мясистую руку на плечо Блю. Машинально потирая ладонью грудь, Диего следил, как они в обнимку идут за прицепом.

Обстановка неожиданно разрядилась. И все обошлось даже проще, чем он мог надеяться. Особенно если учесть, что они были на волосок от катастрофы.

Нужно доставить Блю в кафе, а потом приниматься за разработку новой тактики. Не приходится сомневаться, что Джакунда отыскал Блю. Теперь лишь вопрос времени – когда он пришлет следующую команду головорезов. Ему никогда не узнать, как были обезврежены его люди или – что гораздо важнее – кем они были обезврежены. Зато теперь он поймет, что Дэл обеспечил дочери надежную защиту. Так что следующая команда уже не будет действовать так открыто и нагло.

В голове Диего замелькали вероятные сценарии похищения Блю и его возможные ответные действия.

Но и эта привычная работа не ослабила щемящей боли в сердце.

Его ладонь скользнула выше, машинально выискивая источник боли. Диего остановил взгляд на Блю. Боль усилилась.

Всю свою жизнь он двигался по периметру того пространства, где жили все остальные. Существование на самом краю было не только необходимым условием его профессии, но и его личным выбором.

Так откуда же взялось это острое чувство отверженности?

* * *

Блю подтащила высокий табурет, вскарабкалась на него и, опустив локти на стойку бара, подперла подбородок ладонями.

Из кухни до нее доносился грохот кастрюль и сковородок – Диего еще заканчивал уборку после из ряда вон напряженного рабочего дня.

Именно он был источником ее энергии. Он сам трудился не покладая рук и своим примером вдохновлял ее. Поразительно. Такое не каждый день случается, чтобы женщину тянуло к человеку, который, возможно, собирается ее убить.

Ее сердце отказывалось в это верить. Разум сомневался. А она не знала, что делать, помня, сколько потеряла в тот раз, когда поверила своему сердцу.

Блю, вздохнув, с жадностью прильнула губами к бутылке ледяного пива, которую перед тем достала из холодильника. Снова и снова она прокручивала в памяти события этого дня и все то, что им предшествовало. И не могла найти ни единой зацепки. Что бы там ни твердила интуиция, ей было трудно поверить в возможную опасность, если ее жизнь шла своим чередом, привычная и размеренная. С одной стороны, вполне возможно, что Диего каким-то образом замешан в происходящем. С другой – он может быть именно тем, за кого себя выдает. То есть поваром.

Кроме того, ей даже неизвестно наверняка, что вокруг нее вообще что-то «происходит». В конце концов, в качестве доказательства у нее есть только голословное заявление Лероя, которое она не может проверить.

Да еще те двое в темном седане. И еще один – в пикапе.

Плюс еще нож. Вернее, отсутствие такового.

Она отхлебнула из бутылки – и внезапно застыла, забыв проглотить пиво. Затем медленно, очень медленно распрямила спину, судорожно сглотнула. Ей даже не нужно было смотреть в висевшее позади бара зеркало, чтобы убедиться, что она в зале не одна.

Бог мой, ну и неслышно же ходит этот парень! Да, но походка не делает его убийцей.

Нервы у Блю сдали. Ей захотелось зажать уши ладонями и завизжать изо всех сил. Но она только подняла глаза и встретилась с ним в зеркале взглядом. Он стоял футах в десяти от нее. Блю показала бутылку.

– Пива?

Ее реакция на его присутствие только усилилась, несмотря на все ее умственные упражнения. Казалось бы, ничего особенного не было в том, как он на нее смотрел, но всякий раз его взгляд затрагивал потаенную струнку в ее душе.

Общение взглядами. Оно доступно очень немногим людям. Блю с раннего детства прочувствовала эффект подобного общения. Ее отец пользовался этим средством мастерски. Еще пятилетней девочкой Блю старалась подражать ему в этом и, хотя отцовских вершин так и не достигла, умением своим гордилась по праву.

Но до сих пор ни один человек на свете не использовал этого средства на ней самой. Во всяком случае, так, как это удавалось Диего. Блю понятия не имела, чего он хочет, о чем думает, что чувствует. Единственное, в чем она не сомневалась, – так это в том, что в намерения Диего не входило вызывать в ней те эмоции, что он вызывал.

Еще как вызывал!

Она понятия не имела, как на это реагировать. Как оградить себя. Но не сомневалась, что оградить себя необходимо.

– Спасибо, не беспокойся, – сказал он. – Все дела закончила?

Блю едва удержалась от улыбки. Ей нравилась его ненавязчивая забота. Нет, он никогда даже намеком не дал понять, что ей не обойтись без такой заботы. Совсем наоборот. И уж точно никогда не проявлял по отношению к ней мужских инстинктов. Даже самых безобидных.

Эта мысль отозвалась в ее душе болезненным уколом. Блю отчитала себя за то, что собственной гордостью и эгоцентризмом запутывает и без того чересчур запутанную паутину эмоций.