о том, что вы хотели бы найти себе подругу, и готова сегодня же приказать дочери служить вам с плетушкой и метелкой.[66]

Ли И начал благодарить ее:

— Я, такой безобразный, глупый, не стою и взгляда вашей дочери, но если удостоюсь чести стать ее избранником, то буду почитать себя счастливым и в этой и в будущей жизни.

Госпожа Цзин-чи распорядилась подать вино и закуски и велела дочери своей Сяо-юй выйти к гостю. Ли И встретил девушку с поклоном. Ему показалось, будто в комнате вдруг выросли деревья из драгоценных каменьев.

Они посмотрели друг на друга; блеск ее глаз ослеплял. Познакомились. Девушка села рядом с матерью. Госпожа Цзин-чи сказала дочери:

— Ты любишь повторять:

Ветер откинул занавесь,     Дрогнул бамбук в саду. Мне на мгновенье почудилось,     Будто пришел мой друг.

Это сочинил господин Ли И. Целыми днями ты напеваешь его стихи, мечтая о нем, так не лучше ли взглянуть на него самого?

Смущенно склонив голову, Сяо-юй слегка улыбнулась и тихо ответила:

— Есть такая поговорка: «Увидеть своими глазами лучше, чем знать понаслышке!» Разве может талантливый человек быть непривлекательным?

Тут юноша несколько раз поклонился ей и сказал:

— Вы любите талант, а я поклоняюсь красоте. Когда мы с вами соединимся, красота и талант сольются воедино.

Мать и дочь, переглянувшись, засмеялись.

Вино несколько раз обошло по кругу. Ли И поднялся с места и попросил девушку спеть что-нибудь. Сначала она было отнекивалась, но мать настояла. Голос у девушки был чистый и звонкий, пела она с замечательным искусством.

Когда встали из-за стола, было уже темно. Сваха Бао провела Ли И отдохнуть в Западный зал. Там было тихо и уютно, висели красивые занавеси. Бао приказала служанкам Гуй-цзы и Вань-ша снять с Ли И туфли и развязать ему пояс. Вскоре вошла Сяо-юй. Ее голос был нежен, держалась она мягко и покорно. Снимая свои одежды из тончайшего шелка, она смущалась и от этого становилась еще очаровательнее.

Опустив полог, они легли на одной подушке и слились в любовной радости. Ли И казалось, что прославленные встречи на горе У и на берегу реки Ло[67] меркнут перед этим свиданием.

Среди ночи Сяо-юй вдруг залилась слезами. Глядя на Ли И, она сказала с грустью:

— Я ведь простая певичка и сама знаю, что вам не пара. Сегодня вы любите меня за мою красоту, и я полагаюсь на вашу доброту и мудрость. Но боюсь, что настанет день, когда красота моя увянет, и ваша нежность исчезнет. Тогда я буду как лиана, оставленная без опоры, как веер, выброшенный осенью.[68] В самое счастливое мгновение моей жизни ко мне незаметно подкралась печаль.

Ли И был тронут и не мог удержаться от вздоха. Положив голову Сяо-юй к себе на плечо, он сказал с нежностью:

— Сегодня сбылась моя давняя мечта. Клянусь, что я не расстанусь с тобой. Пусть меня изрубят на куски, пусть растолкут в порошок мои кости! Как ты могла вымолвить такие слова! Прошу тебя, дай мне кусок белого шелка, и я напишу клятву верности.

Сяо-юй отерла слезы и приказала служанке по имени Ин-тао поднять полог, зажечь свечу и подать Ли И кисть и тушечницу. Когда у Сяо-юй оставалось свободное время после игры на лютне и цитре, она любила заниматься поэзией и каллиграфией. Все ее ящики, кисти, тушечницы принадлежали когда-то отцу ее, князю Хо. Она вынула из вышитого мешочка длинный кусок белого шелка и подала его Ли И. У него был дар импровизации: взяв кисть, он вмиг написал торжественную клятву. Юноша клялся луной и солнцем, призывая в свидетели горы и реки. Каждая фраза глубоко трогала своей искренней нежностью. Кончив писать, Ли И велел Сяо-юй спрятать этот залог его верности в ларчик с драгоценностями.

С той поры Сяо-юй и Ли И полюбили друг друга, как зимородки, что неразлучной четой летают в облаках. Два года не разлучались они ни днем, ни ночью. Весной следующего года, когда объявили итоги столичных экзаменов, Ли И оказался первым в списке и получил назначение на должность правителя канцелярии в управлении уезда Чжэнсянь.

В четвертую луну Ли устроил прощальное пиршество в Дунло. Вся его родня из Чанъани съехалась на этот пир.

Прелесть поздней весны уже сменилась пышной красотой раннего лета. Когда гости разошлись, сердца Ли И и Сяо-юй наполнились печалью.

— Ваш талант снискал вам высокое положение и громкую славу, — молвила Сяо-юй, — люди глубоко уважают вас, и много найдется таких девушек, которые захотят связать себя с вами брачными узами. Да и ваши почтенные родители постараются избрать для вас подходящую жену. Когда вы уедете отсюда, то уж наверное вступите в выгодный брак, и клятвы верности станут пустыми словами. Хотела бы я высказать вам одну просьбу. Я навсегда отдала себя вам, но не знаю, согласитесь ли вы меня выслушать.

В тревоге и изумлении Ли И спросил:

— Чем я провинился перед тобой, что ты говоришь мне такие слова? Скажи мне, чего ты хочешь, и я непременно исполню твою просьбу.

Сяо-юй ответила:

— Мне восемнадцать лет, вам двадцать два; вы можете жениться и в тридцать лет. Подарите мне еще восемь лет счастья, я хочу вложить в них любовь всей моей жизни. А потом сделаете хороший выбор, возьмете в жены девушку из знатного дома. Я же тогда отрешусь от всех мирских забот, остригу волосы и облачусь в монашеские одежды. Вот мое единственное желание, ничего больше я не прошу.

Ли И был смущен и растроган до слез.

— Когда я клялся ясным солнцем быть верным тебе в жизни и даже после смерти, то мне казалось, что и этого еще слишком мало.