— Конечно, не то. Мистер Тайлер поклялся Артуру, что невиновен.

Джо замолкает и с любопытством смотрит на меня; его явно осенила новая идея.

— Так ты и твой шеф, Артур… — говорит он, грозя пальцем. — Что это за фокусы?

Я смеюсь.

— В последний раз фокусы были на дне рождения его сына.

Джо пожимает плечами, встает и потягивается. Дело сделано, никаких сплетен от меня не получено; он бросает пустую коробку из-под пончиков в мусорную корзинку.

— К слову, вот незадача, что муж-то от тебя ушел! Хочешь, я за ним послежу? Не за деньги. Ради удовольствия.

Я делаю гримасу.

— Спасибо. Но я и так знаю, чем он занят. Мне нет нужды разглядывать это на фотографиях.

— Даже цветных? — поддразнивает он.

Это что, завуалированная издевка над моим облезлым загаром? Или я все принимаю слишком близко к сердцу?

— А как ты узнал насчет моего мужа?

— Я детектив. Я знаю все. — Джо продолжает шагать по комнате, потом останавливается и оценивающе оглядывает меня с головы до ног. — Ты непременно кого-нибудь себе найдешь в самом скором времени! Только дай мне знать: я наведу о нем справки.

— Спасибо, но у меня на горизонте нет новых мужчин, — отвечаю я и вдруг задумываюсь. — А как насчет… старых? Если бы я захотела найти человека, которого не видела двадцать лет, ты бы смог мне помочь?

— Я тебе не понадоблюсь, — говорит Джо, пытаясь застегнуть пиджак на своем обширном животе. — Поисковые службы в Интернете могут найти кого угодно за секунду.

— Я уже пыталась, но этого человека зовут Барри Стерн. Людей с таким именем миллионы. А я даже не знаю, кем работает мой Барри Стерн — нейрохирургом, косметологом или зубным техником.

Джо снова садится и вытаскивает из кармана записную книжку с загнутыми уголками. Прелестная старомодность! Учитывая его пристрастия, я и не ожидала, что он достанет портативный компьютер.

Я наскоро излагаю Джо свой замысел — увидеться со всеми своими бывшими парнями. Рассказываю ему об Эрике и объясняю, что очень хочу узнать что-нибудь о Барри Стерне, с которым я познакомилась как-то летом, в молодежном хостеле, во время непродолжительного путешествия по Европе. Мы провели вместе четыре недели, и мир будто принадлежал нам одним! В Барселоне мы с благоговейным трепетом рассматривали старинные мозаики, во Флоренции, в кафе близ площади Санта-Кроче, ели мороженое, абсолютно непохожее на то, к которому я привыкла. Барри обожал искусство и водил меня по музеям. В музее Уффици мы стояли перед тициановским «Рождением Венеры», и он рассказывал мне, как в конце жизни художник отрекся от своего шедевра и раскаялся в том, что создал нечто столь мирское.

«Когда я был мальчишкой, в моей спальне висела репродукция этой картины», — сказал Барри, глядя на обнаженную златокудрую богиню. Я одобрительно кивнула. По крайней мере хоть один американский подросток засыпал не под изображением Фарры Фоусетт[3].

«Она прекрасна», — с восхищением сказала я.

«Да. Но не настолько, как ты».

Он поцеловал меня, долго и страстно, и я поняла, что Венера, богиня любви, сделала свое дело.

Романтическое воспоминание подходит к концу, и Джо делает несколько беглых пометок. Он настоящий профессионал — никакой внешней реакции. Совсем как хороший психолог или продавщица в магазине «Версаче», которой вы говорите, что у вас четырнадцатый размер. Джо внимает мне, но ничем не выдает своего любопытства.

— А потом вы виделись? — сухо осведомляется он.

— Нет, Барри поехал дальше. В Индию. А мне нужно было возвращаться в Нью-Йорк и приступать к учебе. Мы обменялись несколькими письмами, а потом вдруг переписка оборвалась. Я писала, но ответа не получала. Не знаю почему.

— Письма сохранились?

— Не знаю. Наверное, лежат где-нибудь на чердаке. — Я вспоминаю коробки, которые следовало бы разобрать еще много лет назад.

— Если найдешь что-нибудь полезное, позвони, — говорит Джо и засовывает записную книжку обратно в нагрудный карман — это значит, что пиджак ему точно не застегнуть. Джо тянется через стол, закрывает скоросшиватель с фотографиями, относящимися к делу Тайлера, задерживает руку на обложке и предупреждающе поднимает палец. — Пожалуйста, убери это в безопасное место. Ты ведь не хочешь, чтобы их разглядывали все, кому не лень?

— Не хочу, — отвечаю я.

— Извини, я загрузил тебя ненужной информацией. Иногда, начав копать, обнаруживаешь совсем не то, что ждешь.

* * *

Я поднимаюсь на чердак лишь следующим вечером и сразу же стукаюсь головой о низкий потолок. Потираю ушибленное место и окидываю взглядом пыльные коробки, набитые пожелтевшими книгами, сломанными лампами, которые я так и не удосужилась починить, и грязной одеждой всех размеров, от шестого до четырнадцатого — начиная с тех времен, когда я без зазрения совести поглощала пиццу, и заканчивая теми, когда села на диету.

Пригнувшись, я осторожно делаю несколько шагов к своеобразному Обелиску славы — двум десяткам крошечных красных и синих кроссовок, выстроенных в ряд в старом шкафу. Это обувь, которую носили Эмили и Адам, пока им не исполнилось пять лет. Рядом стоят коробки, наполненные акварельными и карандашными рисунками (я сохраняю их, надеясь в будущем передать все это в дар президентской библиотеке). Но открытку, полученную от Адама в день моего рождения, с фиолетовым солнцем, зеленым цветком и словами «Я тибя любю», я никому не отдам. Теперь он учится в Дартмуте, исключительно на «отлично», хотя правописание у него по-прежнему страдает.

Я сажусь на корточки перед огромной плетеной корзиной, которая некогда служила нам кофейным столиком в нашей первой квартире. Осторожно открываю ее, памятуя о том, что все эти годы она была вместилищем для тех вещей, которые больше некуда было убрать. Я обнаруживаю внутри старый миксер и коробочку с непарными сережками. Мне казалось, их можно будет использовать в качестве брошек. Только взгляните — я сохранила рецепт знаменитого лимонного кекса, который готовила моя свекровь! В следующий раз, когда мы увидимся, я непременно открою ей правду. Кекс получился сухой и несъедобный, как и ее рождественская индейка.

Я копаюсь в старье, и вдруг что-то острое втыкается мне в палец.

— Черт! — восклицаю я, отдергивая руку. Оборачиваю порезанный палец краем футболки и крепко стягиваю, пока кровь не перестает идти, а потом заглядываю в корзину в поисках опасного объекта и немедленно его нахожу: это разноцветный стеклянный флакон из-под духов — первый подарок Билла. Много лет назад я случайно отбила у него горлышко, так что образовался острый, зазубренный край. Чертов Билл. Он умудряется ранить меня, даже когда его нет рядом.