— Диан? — прошептал я в самое сердце камня. — Диан, радость моя? Ты подожди нас, милая, мы придем к тебе, Диан. — Моя погибшая доченька, моя красавица Диан, жестоко убитая прихвостнями Ланселота. Я сказал ей, мы ее любим. Я передал ей поцелуй Эллы. А затем прижался лбом к холодному камню и представил себе ее крохотную тень — одну-одинешеньку в Ином мире. Правда, Мерлин рассказывал нам, будто в мире смерти дети весело играют под яблонями Аннуина, но я все равно не сдержал слез, вообразив, как она внезапно услыхала мой голос. Подняла ли она взгляд? Плакала ли она — как я?

Я уехал прочь. Обратный путь до Дун Карика занял три дня, и я отдал Кайнвин золотое колечко. Ей всегда нравились простенькие вещицы, и перстенек подошел ей куда лучше замысловатых римских драгоценностей. Кайнвин носила кольцо на мизинце правой руки: ни на какой другой палец оно не лезло.

— Не думаю, впрочем, что перстень спасет мне жизнь, — удрученно заметила она.

— Почему нет? — не понял я.

Кайнвин улыбнулась, залюбовавшись подарком.

— Какой сакс станет приглядываться к какому-то там колечку? Сперва насилуй, затем грабь, разве не такова заповедь копейщика?

— Когда саксы придут, тебя здесь не будет, — отрезал я. — Тебе придется вернуться в Повис.

Кайнвин покачала головой.

— Я останусь. Я не могу убегать к брату всякий раз, когда приключаются неприятности.

Я отложил этот спор до будущих времен и вместо того послал гонцов в Дурноварию и в Кар Кадарн — известить Артура о моем возвращении. Четыре дня спустя Артур прибыл в Дун Карик, и я сообщил ему об отказе Эллы. Артур пожал плечами, словно ничего другого и не ждал.

— Ну, попытка не пытка, — обронил он небрежно. О предложении, сделанном мне Эллой, я ему говорить не стал: в нынешнем его настроении Артур, чего доброго, подумает, что я не прочь согласиться, и перестанет мне доверять. Не упомянул я и о том, что застал в Тунресли Ланселота: мне ли было не знать, что даже звук этого имени Артуру ненавистен. Зато я рассказал про священников из Гвента: от этих известий Артур заметно помрачнел. — Видно, придется наведаться к Мэуригу, — удрученно заметил Артур, пристально глядя на Тор. А затем обернулся ко мне. — А ты знал, что Экскалибур — одно из Сокровищ Британии? — укоризненно осведомился он.

— Да, господин, — признался я. Мерлин рассказал мне об этом давным-давно, но он взял с меня клятву хранить тайну, опасаясь, что Артур, чего доброго, уничтожит меч, дабы показать, насколько он чужд суевериям.

— Мерлин потребовал вернуть Экскалибур, — промолвил Артур. Он всегда знал, что рано или поздно это произойдет, с того самого далекого дня, когда Мерлин вручил юному Артуру магический меч.

— И ты отдашь? — встревоженно спросил я. Артур поморщился.

— А если и нет, Дерфель, по-твоему, это положит конец Мерлиновой чепухе?

— Если это и впрямь чепуха, господин, — проговорил я, вспоминая светящуюся нагую девушку и твердя себе, что она — вестница великих чудес.

Артур отстегнул меч вместе с узорчатыми ножнами.

— Вот сам ему меч и вези, Дерфель, — недовольно буркнул он, — сам и вези. — Он всунул драгоценный меч мне в руки. — Но скажи Мерлину, что я хочу получить его назад.

— Скажу, господин, — пообещал я. Ибо если боги не явятся в канун Самайна, тогда Экскалибур придется извлечь из ножен в битве против объединенного воинства саксов.

Но до кануна Самайна было уже рукой подать, а в ночь мертвых боги будут призваны на землю.

Ради этого на следующий же день я повез Экскалибур на юг.

Май Дун — это громадный холм к югу от Дурноварии; надо думать, некогда то была величайшая из крепостей Британии. Обширная, плавно закругленная, точно купол, вершина протянулась на восток и на запад, а вокруг нее древний народ возвел три стены — три крутых дерновых вала. Никто ведать не ведает, когда крепость была построена и как; иные верят, будто укрепления возвели сами боги, не иначе, ибо тройные стены кажутся неправдоподобно высокими, а рвы небывало глубокими: тут явно поработали не простые смертные. Впрочем, ни высота стен, ни глубина рвов не помешали римлянам захватить крепость и перебить весь гарнизон. С того самого дня Май Дун опустел, если не считать небольшого каменного храма Митры, что победители-римляне возвели в восточном конце плоской возвышенности. Летом старая крепость — чудо что за место: на обрывистых стенах пасутся овцы, над травой, диким тимьяном и орхидеями порхают бабочки, а поздней осенью, когда ночи коротки, а над Думнонией с запада проносятся дожди, холм превращается в промозглую голую высоту, где ветер пробирает до костей.

Главная дорога наверх подводит к лабиринтоподобным западным вратам. Я поднимался по раскисшей, скользкой грязи, неся Экскалибур Мерлину. А вместе со мною к вершине устало брела целая толпа простолюдинов. Одни сгибались под тяжестью громадных вязанок хвороста, другие несли мехи с питьевой водой, кое-кто подгонял волов, а те тащили громадные древесные стволы или волокуши, нагруженные обрубленными сучьями. Бока волов покрылись кровавыми разводами: выбиваясь из сил, животные влекли непосильный груз по крутой, предательской тропе туда, где высоко надо мной на внешнем, поросшем травой крепостном валу дежурили копейщики. Присутствие стражи подтвердило то, что я услышал в Дурноварии: Мерлин закрыл доступ на Май Дун для всех, кроме тех, кто пришел работать.

Ворота охраняли два копейщика. Оба ирландцы: Черные щиты, нанятые от Энгуса Макайрема. Я задумался про себя: а ведь Мерлин целое состояние растратил на подготовку этого заброшенного земляного форта к приходу богов! Стражники сразу поняли, что я не из числа рабочих, и сошли по склону мне навстречу.

— Что у тебя здесь за дело, господин? — почтительно спросил один из них. Я был не в доспехах, зато при Хьюэлбейне, и одни ножны уже выдавали во мне человека не из простых.

— У меня дело к Мерлину, — отвечал я. Но стражник не посторонился.

— Многие приходят сюда, господин, уверяя, будто у них дело к Мерлину, — промолвил он. — Но что за дело господину Мерлину до них?

— Скажи Мерлину, — велел я, — что лорд Дерфель принес ему последнее из Сокровищ. — Я постарался произнести эти слова сколь можно более торжественно, но на Черных щитов впечатления, похоже, не произвел. Тот, что помоложе, ушел наверх сообщить кому следует; тот, что постарше, добродушный рубаха-парень — ну да копейщики Энгуса в большинстве своем таковы! — разговорился со мной. Черные щиты пришли из Деметии, королевства, что Энгус основал на западном побережье Британии, но ирландские копейщики Энгуса, пусть и захватчики, не внушали такой ненависти, как саксы. Ирландцы сражались с нами, воровали наше добро, обращали нас в рабство, они присвоили нашу землю, но они говорили на языке, схожем с нашим, их боги были и нашими богами, и, когда они с нами не воевали, они легко уживались с местными бриттами. Некоторые, вот, например, тот же Энгус, ныне вообще больше смахивали на бриттов, нежели на ирландцев: не его ли родная Ирландия всегда гордилась тем, что римляне ее так и не захватили, а теперь вот приняла религию, принесенную римлянами! Ирландцы обратились в христианство, хотя Владыки-из-за-Моря — ирландские короли вроде Энгуса, захватившие земли в Британии, по-прежнему держались старых богов. Будущей весной, ежели только обряды Мерлина не призовут богов нам на помощь, эти Черные щиты, конечно же, станут сражаться за Британию против саксов, подумал я про себя.