— Я хотела сказать, что не люблю быть в долгу, — объяснила Эвелин, скрывая свое удивление.

— Вы думаете, мне приятно быть у вас в долгу? — незамедлительно отозвался Томас Айвор, пронзив Эвелин острым взглядом сердитых серых глаз.

— Не знаю, — ответила Эвелин, снова ощутив странную слабость. — Думаю, и вы не знаете. С тех пор как появилась Сандра, вы, вероятно, стали менее уверенным в своих чувствах и оценках.

— Не лезьте мне в душу, — заворчал Айвор, — я не ваш студент.

— Слава Богу!

Он решительно зашел в гараж, Эвелин машинально последовала за ним.

— Я умею многое делать своими руками. Вас это шокирует? — с насмешливой улыбкой повернулся к ней Томас. — Вы из тех изысканных леди, которые предпочитают, чтобы грязную работу за них делал кто-нибудь другой?

— Кто-нибудь другой! — гневно сверкнула глазами Эвелин. — Это свинство! Я не просила вас делать за меня грязную работу.

— Да, вы, вероятно, не такая белоручка, как ваша кузина. Глория никогда ни о чем не просила, но всегда рассчитывала, что все сделают за нее. Если бы она сама не говорила об этом, я бы не поверил, что Глория в детстве помогала родителям, работая на ферме.

— Моя жизнь почти во всем отличилась от жизни Глории, так что прошу не путать меня с ней! — Голос Эвелин дрожал от сдерживаемой злости. — Я не могу заменить аккумулятор в машине, но могу снять шину, залить в мотор воду и масло, и вообще, стараюсь чинить машину сама. И я — не белоручка, — яростно прошипела она.

Она увидела на лице Томаса Айвора уже знакомую — слегка ленивую — улыбку. В стальных глазах появился дьявольский блеск.

— Что бы вы ни говорили, я всегда буду видеть в вас изысканную леди. Изумительные голубые кружева, едва прикрывающие маленькую грудь, зовущую к поцелуям…

Эвелин пулей вылетела из гаража, не сказав ни слова.

Ее лицо было все еще пунцово-красным, когда она влетела в дом и ворвалась в гостиную, где Сандра с удовольствием разглядывала картины, развешенные по стенам.

— Что случилось? — повернулась она к Эвелин.

— Этот… этот человек! — Эвелин нервно сжимала и разжимала руки.

— Какой человек? — испуганно посмотрела на дверь Сандра.

— Твой отец!

— О! — Глаза Сандры блеснули любопытством. — Что он сделал? Признался в любви?

— Признался, если это можно так назвать, — фыркнула Эвелин, вспомнив некоторые выражения Томаса Айвора, — только говорил об этом на редкость неприятно.

— Ему, конечно, трудно признаваться… но он лучший из всех мужчин, кого я…

Эвелин невольно засмеялась.

— Ты знаешь, когда ты начинаешь лениво растягивать слова, ты становишься удивительно похожей на него. Последи за собой…

— Вы правда думаете, что я похожа на него? — притворно безразлично спросила Сандра.

— Иногда. У тебя — его глаза, только цвет другой. И темные волосы…

— Да, — огорченно вздохнула Сандра. — Все это так обычно… Мама очень сердилась, когда увидела вот это. — Она покрутила окрашенные кончики волос. — Но мне хотелось быть не такой, как все.

— По-моему, лучше добиваться этого иначе, — понимающе улыбнулась Эвелин. — Прежде всего, быть «особенной» в душе.

— В душе-то я совсем не такая, как все, — уверенно сказала Сандра, что звучало странно в устах юного существа.

— Настолько «не такая», что рискнула сбежать из дома?

— Мама никогда не говорила со мной об отце. В свидетельстве о рождении нет его имени. Я хотела увидеть его, но знала, что мама не станет мне помогать. Тогда я раскопала ее старье и нашла письмо, которое он написал ей еще до моего рождения. Он просил прислать мою фотографию, но она этого не сделала — я спрашивала. Если мама что-то решила, она никогда не отступится. Теперь, когда я узнала имя отца, было легко найти его по справочнику. Я выяснила, где он работает и где он живет, но не стала ему писать, боялась, что он сообщит маме, и она меня не отпустит. И я не знала, хочет ли он познакомиться со мной, пока мы не встретились.

— Тебе повезло, найти его было мало шансов. Люди этой профессии много разъезжают, ты могла не застать его. Надо было сначала все-таки написать письмо.

— И рисковать, что его выбросят в мусорное ведро, или вечность ждать ответа и бояться, что о нем узнает мама? Я хотела видеть отца немедленно, — подчеркнула Сандра последнее слово. — Я чувствовала, что могу впасть в отчаяние, если не найду своего отца. Хорошо, что папа не считает это моим капризом и пустым вздором. У него, правда, тяжелая рука, он такой требовательный… И потом, он слишком спокойный и старомодный даже для своего солидного возраста.

— Не такой уж у него солидный возраст, — возразила Эвелин.

— Понятно, он молодой и уже старомодный, — съехидничала Сандра.

Но Эвелин не дала поймать себя в ловушку нелепого спора.

— Я не хочу сейчас говорить и думать о твоем отце, — сухо сказала она. — Давай лучше посмотрим пластинки.

Сандра неохотно сменила тему разговора.

— У меня тоже есть три пластинки с записями Глории Грейвз. Папа говорил, она ваша кузина. Значит, у вас есть все ее записи?

— Вовсе нет, — засмеялась Эвелин, — она подарила мне только первую запись. Теперь она так высоко взлетела, что забывает посылать мне свои пластинки.

— Вот лентяйка! Но здесь их много. — Она пробежалась пальцами по стопке пластинок. — Вы сами их покупаете или вам дарят?

— И то, и другое. У меня здесь много записей опер, где поет моя мама. — Эвелин показала стопку стоящих отдельно пластинок. Когда-то Грегори Тернер, ее первый возлюбленный и менеджер родителей, прислал их ей в знак примирения. — Моя мама пела ведущие партии в оперных театрах, а отец всюду ездил с ней как дирижер.

— Boy! Значит, музыка была главным в вашей семье! Держу пари, вы не пропустили ни одной минуты музыкальных занятий!

— Представь себе, это вовсе не так, — спокойно возразила Эвелин, — я не хотела заниматься музыкой. К великому огорчению моих родителей, я не проявила ярких способностей и сидела за роялем исключительно из любви к родителям. Продолжением музыкальной династии стала Глория, которая жила с нами и показывала чудеса виртуозности, они перенесли весь жар музыкального таланта на нее. — Сандра смотрела на нее удивленно, не веря своим ушам. — А тебе нравится играть на рояле?

Сандра засияла.

— Да, очень! Но папа мог платить только за один урок в неделю, и я в детстве старалась не пропускать ни одного занятия.

— Папа платил? — переспросила Эвелин. — Я думала, что Томас не поддерживал связь с твоей мамой.

— Не Томас. Платил мой другой папа — Джуно, муж мамы.

— Я не знала, что у нее есть муж, — пробормотала Эвелин, понимая теперь, почему Кристина Брунсвик не поддерживала связи с Томасом Айвором.