– Слушай… – Аст говорил неуверенно. – Однажды я спросил тебя, но ты не ответил и запретил повторять этот вопрос. Но я всё же рискну, ладно?

Женька покосился на спутника. Что ж, этого следовало ожидать.

– Хочешь спросить, что будет со мной?

Кивок.

– Тогда вот тебе мой ответ: не знаю. Нет, на самом деле не знаю. Мы уже так сильно изменили тот, прежний порядок событий, что говорить о предсказании не имеет смысла. Этих ребят перемены пока не затронули, а вот нас двоих… в смысле – троих…

– Ты о Миладке?

– И о Кармен, дяде Косте, Викторе, погибших театральных фехтовальщиках – обо всех, кто, так или иначе, имеет касательство к этой истории. Да что там мы! Я никогда этого не рассказывал, но из нашего класса двое должны были погибнуть в Афганистане – Генка Симонов и ещё один, он придёт в начале следующего учебного года. А теперь этого не будет, поскольку и войны-то никакой нет! Нет, я не говорю, что они будут жить долго и счастливо – запросто может оказаться, что того же Генку через несколько лет собьёт машина. Или, скажем, заболеет раком и сгорит от метастаз, не дожив до тридцати.

– Тьфу на тебя! – Аста передёрнуло. – Накаркаешь ещё…

– То-то и оно, что накаркаю, а не буду знать наверняка! Понял теперь, что твой вопрос попросту не имеет смыла?

Аст нехотя кивнул.

– Пожалуй, да. Но всё равно интересно: как оно у меня обернулось… в том, другом варианте?

– Если просто интересно – так и быть, как-нибудь расскажу. Потом. Только учти, всё это – не более, чем несбывшаяся вероятность. Уяснил?

– Угу. Только ты уж не забудь.

II

К половине десятого вечера снегопад разошёлся не на шутку. Парк кинотеатра «Варшава» скрылся за косо летящей стеной крупных хлопьев, время от времени пробиваемой снизу лиловыми сполохами из-под дуг-токосъёмников трамваев, что поворачивали с улицы Космодемьянской в переулок. Далёкие факелы над трубами металлургического завода имени Войкова оранжево просвечивали сквозь белую муть – предприятие работало в три смены, исправно отравляя окружающую атмосферу смогом и вонью пережжённого кокса.

С Серёгой они расстались около часа назад на Войковской – Аст поехал на Речной, а Женька вышел наверх и тут же нырнул, прячась от снежных завихрений, в подворотню большой сталинской восьмиэтажки.

«Дом, милый дом!» – фразочка, унаследованная в числе прочих от «Второго». Вроде, ничего особенного – а как ёмко и точно отражает его, Женькино, отношение к родному гнезду! Хотя, вроде, и года не прошло, как семья Абашиных перебралась сюда с Онежской… Перемена места жительства создавала некоторые неудобства – в школу теперь не добежишь за пять минут, изволь спускаться в метро, ехать две остановки, а потом давиться в автобусе, тратя на это не меньше часа ежедневно. Но преимущества перекрывали всё это с лихвой: после малогабаритной «двушки» в панельной девятиэтажке, трёхкомнатная, почти в сотню квадратов, квартира казалась хоромами. Поначалу Женька никак не мог привыкнуть к высоченным потолкам, украшенным лепниной, к своей новой невероятно просторной комнате, имеющей к тому же и балкон! В коридоре, разделённом декоративными арками на три отрезка, можно было кататься на велосипеде или упражняться в стрельбе из лука.

Лука у Женьки не было. Зато рядом с письменным столом привинчен к стене сейф, где хранится его арсенал – штатный «Вальтер» с подмышечной кобурой и подарок Хорхе, наградной «Люгер» Р8, принадлежавший безымянному беглецу-нацисту, ныне упокоившемуся в красном грунте Долины Хрустального Черепа.

День подошёл к концу. Ужин (сосиски с макарошками, обильно сдобренными сливочным маслом), съеден, уроки – вздор, география, история и физика… Телевизор на кухне негромко курлыкает, время от времени раздаётся негромкий мамин смех и отцовские комментарии – родители наслаждаются новым выпуском «Вокруг смеха» с ведущим поэтом-пародистом Александром Ивановым. Присоединяться к ним не хотелось, и Женька решил заняться оружием. «Вальтер» он разбирал и чистил вчера, а вот «Люгер» настойчиво требовал внимания. Два дня назад он пострелял из него в КГБшном тире и ограничился тогда тем, что наскоро почистил пистолет, даже без положенной разборки. А это непорядок – чудо германской оружейной мысли требует тщательно ухода.

Сейчас торопиться было некуда. Женька застелил письменный стол газетой, вытащил из ящика стола маслёнку, свёрнутые тряпицы и коробочку с принадлежностями. Выщелкнул магазин, дёрнул на себя затвор – тот послушно сложился вдвое, демонстрируя взору пустой патронник. Нащупал защёлку на рамке, отделил от рамы и, извлёк штифт, фиксирующий ствол. Осталось сдвинуть затвор назад, извлечь, утопить отвёрткой упор боевой пружины и разъединить её с затвором, извлекая ударник. Последний шаг: сдвинуть и вынуть спусковой крючок вместе с пружиной. Всё, разборка закончена, отдельные части разложены в образцовом порядке на газете – фигурные кусочки оружейной стали, словно вышедшие из рук ювелира, а не слесаря-оружейника.

На то, чтобы пройтись по всем частям заранее запасённой зубной щёткой, потом протереть промасленной суконкой и ещё раз, но уже сухой хлопчатобумажной тряпицей, ушло минут пять. Можно было и быстрее, но Женька не хотел спешить: это было священнодействие, сродни ритуалу, и он наслаждался каждым его элементом.

Ну вот, вроде готово, можно собирать. Он помедлил – глаз зацепился за крошечные частички грязи, застрявшие в пазу межу рамой рукоятки и деревянной щекой. Можно, пожалуй, воспользоваться обычной иглой, чтобы прочистить щель – но тогда есть риск поцарапать дорогую отделку. Нет, лучше уж снять деревянную накладку вовсе – заодно, почистить, что там под неё набилось…

Накладка – произведение искусства, вырезанное из чёрного дерева и богато инкрустированное серебром – послушно отошла, после того, как Женька вывинтил удерживающий её винт и осторожно подцепил острием перочинного ножа – настоящий «Викторинокс», приобретённый в магазинчике «дьюти-фри» аэропорта Рио.

Что-то брякнуло о столешницу. Ключ. Маленький, короче мизинца, со сложной фигурной бородкой. Женька перевернул накладку – так и есть, с обратной стороны вырезано гнездо, повторяющее контуры ключа. И даже кусочек сукна подклеен, чтобы не болтался, не гремел в рукояти.

Женька быстро собрал пистолет, спрятал в сейф и сел к столу. Ключик лежал перед ним, поблёскивая в свете настольной лампы.

«Сюр-прайз!» – как говорил «Второй». Теперь самое время с завыванием спросить: «Где находится двер-р-рь, где находится двер-р-рь?», подражая Буратино из известного фильма. Только вот спрашивать не у кого – да и открывает он, судя по хитроумно-сложной бородке и выдавленным на плоской головке цифрам и латинским буквам, не дверь за нарисованным очагом, а скорее уж, банковское хранилище. Толстенную такую заслонку из броневой стали, с блестящими стержнями-ригелями и запорным колесом. И хранилище это находится в каком-нибудь супернадёжном месте, где миллионеры со всего мира держат бриллианты, пачки ценных бумаг и компромат на конкурентов и политиков. Скажем – в Швейцарии или Люксембурге. А может, на Багамских островах. В любом случае – далековато от денежных захоронок, которые они с Астом и Кармен так азартно потрошили полгода назад.