втором этаже одна комната была ликвидирована, Бах получил за нее новую. Она называлась «комнатой для сочинений». Здесь, уединившись, Бах мог спокойно работать.

Завершив перестройку школы, Геснер принялся также за реорганизацию самой школьной жизни. Удивительные качества сочетались в его характере. Он был мягок и тверд, любезен в отношении к Совету и вместе с тем решителен, и потому среди членов Совета скоро завоевал огромное уважение и полнейшее доверие.

В учительской среде Геснер тоже добился согласия. Редкостью стали нарушения дисциплины, но если и случалось какое-нибудь неприятное событие, оно становилось поводом для обсуждения его всеми преподавателями и учащимися, а когда в конце недели ученики получали табель с отметками, почти каждый из них находил замечание, написанное рукой ректора: «Молодец, стараешься» или: «Начинаешь лениться».

5 июня 1732 года вся школа Св. Фомы праздновала открытие отремонтированного и расширенного здания. Это действительно был радостный день.

Торжественный акт начался речью Геснера, который произнес ее на латинском языке. Рассказав об общих успехах, он коснулся и музыкального обучения, высоко оценив деятельность кантора, и похвала Геснера была тем более приятна Себастьяну, что никто не сомневался в ее искренности. Свое дружески-восторженное отношение к Баху ректор не раз уже доказывал и словом и делом.

Иоганн Маттиас Геснер

В последнее время он даже добился у Совета ассигнования денег на публикацию составленного Себастьяном сборника мотетов и песнопений, предназначавшегося для обучения мальчиков, а также восстановления его прежних денежных прав и освобождения от преподавания латинского языка.

В отличие от всех остальных ректоров Геснер часто бывал на музыкальных занятиях Баха. Он любил музыку и понимал, каким изумительным педагогом был кантор школы Св. Фомы и как много он мог дать своим ученикам.

Канторы того времени по-разному управляли хором. В церкви они дирижировали, стоя у органа или среди певцов. Некоторые канторы пользовались скрипкой, чтобы иметь возможность вовремя прийти на помощь певцам, другие руководили хором, сидя у чембало, то подыгрывая на нем, то дирижируя.

Бах также предпочитал управлять хором с помощью чембало.

На репетициях Иоганн Себастьян бывал порой несдержан. Рассказывают, что однажды он сорвал с себя парик и, швырнув его в фальшиво играющего органиста, в неистовстве закричал: «Сапожник, вам бы только сапоги латать!».

Но во время концерта он проявлял изумительную выдержку. Много лет спустя Геснер, вспоминая о дирижерском искусстве Баха, говорил: «Если бы кто-нибудь видел, как Бах не только играет свою партию, а следит сразу за всеми музыкантами и при тридцати или даже сорока исполнителях одного призовет к соблюдению ритма и такта кивком головы, другого притоптыванием ноги, третьего предостерегающим пальцем, этому задаст тон в высоком регистре, тому в среднем, еще одному в нижнем, — как он, исполняя труднейшую из всех партий, в то же время, при самом громком совместном музицировании, тотчас же замечает, кто и где нарушил стройность звучания, — как он поддерживает всеобщий порядок, везде и всюду успевает предотвратить неполадки, а если где-то был допущен промах — восстановить точность, — как он, до мозга костей пронизанный ритмом, выверяет тонким ухом все гармонии и один, при всей ограниченности своего голоса, воспроизводит все голоса... Я думаю, что мой друг Бах — или тот, кто ему подобен, если таковой имеется, — один в несколько раз превосходит Орфея или в двадцать раз — Ариона».

Высокая месса

«Светлейший курфюрст, милостивый государь. В глубоком почтении приношу я Вашему королевскому величеству настоящую скромную работу мастерства моего, коего я достиг в музыке, и всеподданнейше прошу Вас воззреть на оную благосклонным взором не по достоинству самой композиции, которая сочинена плохо, но исходя из Вашей, известной миру, милости, — и принять меня под могущественное покровительство Ваше... Это милостивое внимание к моей смиренной просьбе обяжет меня к бесконечной благодарности, и я сочту за свой долг всякий раз но милостивому требованию Вашего королевского высочества доказать свое неустанное прилежание в сочинении церковной и оркестровой музыки, посвящая все свои силы служению Вашему. Пребываю в неизменной верности Вашему королевскому высочеству, всеподданнейше покорный слуга

Иоганн Себастьян Бах».

Хотя при Геснере отношения между членами Совета и Бахом несколько улучшились, композитор еще не был спокоен за свою дальнейшую судьбу. Поэтому 27 июля 1733 года он послал королю две части нового произведения — мессы си минор с посвящением, в которой просил о присвоении ему придворного звания. Бах считал, и не без основания, что это могло бы упрочить его положение. Письмо было написано в столь характерном для стиля той эпохи почтительном и даже несколько самоуничижительном тоне, который был принят в обращении к высокопоставленным особам.

Месса оказалась тем произведением, над совершенствованием которого Бах работал до конца жизни, хотя в целом партитура была закончена в 1738 году.

Ей суждено было стать наряду со «Страстями по Матфею» одним из величайших творений композитора — его философской исповедью. Короткие латинские фразы и отдельные слова католических молитв явились для Баха поводом для выражения мыслей о жизни и смерти, о торжестве нравственного величия человека, завоеванного его волей и мужеством.

Для воплощения этих идей Бах обратился к поистине необъятному миру чувств и настроений. Здесь скорбь и радость, сострадание и ликование раскрыты в многочисленных оттенках — от трагической патетики до неистового упоения жизнью, счастьем.

Поэтому не случайно, что месса, никогда не исполнявшаяся при жизни Иоганна Себастьяна, зазвучав столетие спустя на концертной эстраде, стала затрагивать в сердцах слушателей самые сокровенные струны.

Чтобы попытаться осмыслить это творение, вошедшее в историю под названием Высокой мессы, постараемся представить себе взгляды композитора, которые по глубине охвата жизненных коллизий сопоставимы с воззрениями величайших философов его времени.

Огромное влияние на формирование их оказал переломный характер рубежа двух веков, на который пришлась жизнь художника.

Родившись в конце XVII века, Бах учился и воспитывался на традициях искусства этого века, которое определяют как эпоху барокко. (Это слово значит «странный», «причудливый».) В отличие от предыдущей эпохи, вошедшей в историю под названием Возрождения и воспевавшей гармоничность мира, искусство барокко несло с собой резко отличные идеи.

Костры инквизиции и многолетние