удостоен звания… мастера».[85] «Петр I принял на себя великую задачу быть во всем народным наставником: не столько приказами и строгими наказаниями пробуждать других работать и учиться, сколько собственным примером, своею неутомимою деятельностью».[86]

Всем царям царь! Петр Великий — «виновник бесчисленных благополучий наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию и воздвигший в толикую силу и славу», «се Моисей твой, о Россие!», «се твой, Россие, Соломон, приемший от господа мудрость и смысл зело!», «великий монарх и отец наш». «Какову он Россию свою зделал, такова и будет: зделал добрым любимою, любима и будет; зделал врагом страшную, страшная и будет, зделал на весь мир славную, славная и быть не престанет»[87]

Так что — царь обожествленный, почти миф, преобразователь (В. Соловьев), давший России основу, структуру, лицо, давший просвещение, промышленность, армию и флот, давший, наконец, выход на Запад и на Восток.

Но жизнь, внимая дифирамбам, только пожимает плечами и говорит нам тихонько: «Да, великий, и Соломон, и Моисей, но вы все-таки разберитесь получше, не стройте уж таких мифов, смотрите зорко, внимательно и, пусть скучно и реалистично, но все-таки имейте правильное мнение, кем он был, великий государь, что он внес и что построил, и лучше знать правду без прикрас и без преуменьшений, только правду, как она есть, чтобы строить собственную жизнь».

В. Кандинский

Миф об Антихристе

Был и другой взгляд на Петра. Взгляд черноватый, уничижительный, взгляд враждебный, чтобы было легче бунтовать. Он — Антихрист. «В России, сиречь в Третьем Риме… явился оный Петр, сын погибели, хульник и противник Божий, еже есть Антихрист… Оный льстец, сам о себе хвалясь, говорит: я сирым отец, я странствующим пристанище, я бедствующим помощник, я обидимым избавитель; для недужных и престарелых учредил гошпитали, для малолетних — училища; неполитичный народ Российский в краткое время сделал политичным и во всех знаниях равным народам Европейским… Я — благ, я — кроток, я — милостив. Придите все и поклонитесь мне, Богу живому и сильному, ибо я — Бог, иного же Бога нет, кроме меня! Так возлицемерствовал благостыню сей Зверь, о коем сказано: Зверь тот страшен и ни единому подобен; так под шкурою овчею скрылся лютый волк, да всех уловит и пожрет».[88]

Взгляд этот ходил везде, особенно на Севере и среди старообрядцев. «Народ почитал Петра антихристом».[89] «В самой плоти его… на лице, и на челе, и на главе, и на всех удех его, даже до ногу его, образ и начертание мерзости запустения, латынства, якож брадобритие богомерзкое, и чела оголение, и покровение на главе, по обычаю поганых немцев и люторцов, и прочая вся одежда его латынская, паче же бесовская».[90] «Он не государь, а латыш, поста не соблюдает; он льстец (обманщик), антихрист, рожден от нечистой девицы; что он головой запрометывает и ногой запинается, и то, знамо, его нечистый дух ломает».[91]

Миф о подмененном царе

А вот еще один взгляд. «Какой де он царь, он де вор, крестопреступник, подменен из немцы, царство свое отдал боярам, а сам обусурманился и пошел по ветру с немцы, в среду и в пятницу и в посты сряду есть мясо».[92] Петр I — «швед подменной», царь неистинный, замененный на антихриста либо в младенчестве, либо в заграничье.

«Он предстал перед народом с таким непривычным обликом… не в короне и не в порфире, а с топором в руках и трубкой в зубах, работал, как матрос, одевался и курил, как немец, пил водку, как солдат, ругался и дрался, как гвардейский офицер. При виде такого необычного царя… народ невольно задавал себе вопрос: да подлинный ли это царь?».[93] Он — подмененный, он — подкидыш.[94] «Петр поехал за границу — это так; да Петр ли воротился из-за границы?».[95]

Так кто же он?

Кто, если миновать мифы и пытаться исходить только из фактов, воссоздавая его фигуру во плоти?

Он — выше 2 метров, «цвет лица красноватый и смуглый; прекрасные черные глаза, большие, живые, проницательные и хорошо очерченные»,[96] быстр, энергичен. И еще — конфликтен. «Страшные движения и жесты царя доктора зовут конвульсиями. Они случаются с ним часто, преимущественно когда он сердит, когда получил дурные вести… когда чем-нибудь недоволен или погружен в глубокую задумчивость».[97] «Блуждающий и страшный взгляд царя продолжался лишь одно мгновение: он тотчас оправлялся. Вся его наружность обличала в нем ум, глубокомыслие, величие и не лишена была грации… Сколько он пил и ел за обедом и ужином, непостижимо».[98]

«Любил великолепие в празднествах», но в частной жизни — необыкновенная простота: вилка и нож с деревянными черенками, халат и ночной колпак из посредственного полотна.[99]

Гнул на спор монеты. Любил до всего дотронуться физически, все делать сам, властвуя над мертвой материей. «Я… застал царя дома — неодетым, в кожаном, как у ремесленника фартуке, сидящим за токарным станком. Царь часто развлекается точением и, путешествуя, возит станок за собой… Он не уступит искуснейшему токарю».[100] Его считали «лучшим корабельным мастером в России… сам мог сработать корабль с основания до всех технических мелочей его отделки».[101]

Ощущать со страстью, гнуть, резать — для живых предметов. Считал себя хирургом. Из г-жи Борстен, «одержимой водяной болезнью», выпустил более 20 фунтов воды, чем гордился.[102] Она потом скончалась. «Собственными инструментами выдернул зуб… долговязой голландской девке… считает себя хорошим зубным врачом и всегда охотно берется вырвать кому-нибудь зуб».[103] «После него остался целый мешок с выдернутыми им зубами».[104] Питал склонность к анатомическим театрам. «Увидав… в анатомическом кабинете превосходно препарированный труп ребенка, не утерпел и поцеловал его».[105] «Петр собственноручно отрубил головы… пятерым стрельцам».[106] Казнь сына, казни в близком окружении Петра, страшные казни тысячами — этим была пропитана жизнь.

Любил огонь, любил сам, своими руками устроить фейерверки. Любил тушить пожары, «лез на самые опасные места».[107] Любил насилие и сумасшествие. «Царское величество… играл святки со своими комнатными людьми… И в тех святках… ругательство началось знатным персонам и великим домом… людей толстых протаскивали сквозь стула, где невозможно статься, на многих платье дирали и оставляли нагишом, иных гузном яйца на лохани разбивали, иным свечи в проход забивали, иных на лед гузном сажали, иных в проход мехом надували, отчего един…