– Я пойду, – сказала она. Кэрол ничего не ответила. Теперь в тишине между ними была мертвенность, и Терез стало ещё более не по себе. – Мне лучше уйти, да?

– Да. Прости. Прости за Харджа. Он не всегда так невежлив. Это была ошибка – вообще сказать ему, что у меня кто-то в гостях.

– Это неважно.

На лбу у Кэрол собрались морщины, и она с трудом проговорила:

– Ты не будешь возражать, если я посажу тебя сегодня на поезд вместо того, чтобы везти домой?

– Нет. – Ей была невыносима мысль о том, что Кэрол повезёт её домой, а потом будет возвращаться одна, в темноте.

В машине они тоже молчали. Терез открыла дверцу, как только машина остановилась на станции.

– Поезд будет минуты через четыре, – сказала Кэрол.

– Я вас ещё увижу? – вдруг выпалила Терез.

Кэрол лишь улыбнулась, немного укоризненно, когда оконное стекло между ними поползло вверх.

– Aurevoir, – сказала она.

Конечно, конечно же, она её ещё увидит, подумала Терез. Идиотский вопрос.

Машина быстро сдала назад и унеслась в темноту.

Терез жаждала магазина, жаждала понедельника, потому что Кэрол могла снова прийти туда в понедельник. Хоть это было и маловероятно. Вторник был кануном Рождества. Она безусловно может ко вторнику позвонить Кэрол, хотя бы для того, чтобы пожелать счастливого Рождества.

Но не было ни секунды, когда бы она мысленно не видела Кэрол, и всё, что попадалось ей на глаза, она, казалось, видела сквозь Кэрол. В тот вечер тёмные прямые улицы Нью-Йорка, завтрашний день на работе, упавшая и разбитая молочная бутылка в раковине – всё стало неважным. Она бросилась на кровать и карандашом провела линию на листе бумаги. И ещё одну, аккуратно, и ещё. Мир рождался вокруг неё, словно залитый солнцем лес с миллионом переливающихся листьев.

7

Мужчина посмотрел на вещицу, небрежно зажав её большим и указательным пальцами. Он был лыс, если не считать длинных чёрных прядей, растущих оттуда, где когда-то пролегала линия лба, прядей, потно прилипших к обнажённому черепу. Нижняя губа его была оттопырена в знак крайней неприязни и отрицания, которые застыли на его лице, как только Терез подошла к прилавку и произнесла первые слова.

– Нет, – в конце концов проговорил он.

– Неужели вы не можете мне дать за неё хоть что-нибудь? – спросила Терез.

Губа выпятилась ещё больше.

– Может быть, пятьдесят центов.

И он швырнул вещицу обратно на прилавок. Пальцы Терез украдкой и ревниво её обхватили.

– Ладно, а это? – Из кармана пальто она вытащила серебряную цепочку с медальоном святого Христофора.

Большой и указательный пальцы вновь согнулись в картинном презрениии и стали вертеть кругляшок медальона, как какую-то гадость.

– Два пятьдесят.

Но она стоит минимум двадцать долларов, хотела было сказать Терез, однако не стала, потому что так говорит каждый.

– Спасибо. – Она подобрала цепочку и вышла.

Кто все эти счастливчики, хотела бы она знать, которые умудряются продать свои старые складные ножи, сломанные наручные часы и рубанки, гроздьями висящие в наружной витрине? Не удержавшись, она обернулась и посмотрела сквозь окно внутрь. Там она снова увидела лицо мужчины под развешанными в ряд охотничьими ножами. Он тоже смотрел на неё и улыбался. Терез казалось, он понимает каждое её движение. Она заторопилась вниз по тротуару.

Через десять минут она вернулась и заложила серебряный медальон за два доллара и пятьдесят центов.

Торопливым шагом она пошла по улице на запад, перебежала Лексингтон-авеню, потом – Парк-авеню и свернула вниз на Мэдисон. Она крепко сжимала в кармане маленькую шкатулочку, пока острые края не стали врезаться в пальцы. Сестра Беатрис подарила ей эту шкатулочку. Она была инкрустирована перламутровой мозаикой в шахматную клетку по бурому дереву. Терез не знала, сколько может стоить шкатулка в денежном выражении, но предполагала, что она довольно дорогая. Что ж, теперь ей было известно, что это не так. Она вошла в магазин кожаных изделий.

– Я бы хотела посмотреть чёрную, ту, что в витрине, с ремешком и золотыми пряжками, – обратилась Терез к продавщице.

Это была сумка, которую она приметила утром в прошлую субботу, когда шла на обед с Кэрол. С первого же взгляда было ясно, что сумка – в стиле Кэрол. Терез тогда подумала, что даже если Кэрол не придёт на встречу, если они никогда больше не увидятся, она всё равно должна купить эту сумку и послать ей.

– Я её возьму, – сказала Терез.

– Семьдесят один восемнадцать, включая налог, – сказала продавщица. – Завернуть вам её в подарочную упаковку?

– Да, пожалуйста. – Терез отсчитала и выложила на прилавок шесть новеньких хрустящих десятидолларовых купюр, остальное – долларовыми банкнотами. – Могу я оставить её здесь примерно до половины седьмого вечера?

Терез вышла из магазина с квитанцией в бумажнике. Не стоило рисковать и нести сумку с собой в магазин. Её могли украсть, даже и в канун Рождества. Терез улыбнулась. Это был её последний рабочий день в магазине. А ещё через четыре дня она начнёт работать в «Чёрном коте». Фил собирался принести ей экземпляр пьесы на следующий после Рождества день.

Она прошла мимо «Брентано». Оконная витрина его была полна атласных лент, книг в кожаных переплётах и изображений рыцарей в доспехах. Терез развернулась и зашла в магазин, не для того, чтобы что-то купить, а просто посмотреть, только на минуточку, проверить, нет ли там чего-нибудь ещё более прекрасного, чем сумка.

В глаза ей бросилась иллюстрация на настольной витрине одного из прилавков. Это был юный рыцарь на белом коне, едущий по пышному, как букет, цветистому лесу, а за ним – строй пажей, и замыкающий несёт золотое кольцо на подушечке. Она взяла переплетённую кожей книгу в руки. Цена, обозначенная на внутренней стороне обложки, была двадцать пять долларов. Если она просто пойдёт сейчас в банк и снимет со счёта ещё двадцать пять долларов, она сможет её купить. Что такое двадцать пять долларов? Не было нужды закладывать серебряный медальон. Она знала, что сделала это лишь потому, что медальон был от Ричарда и она его больше не хотела. Она закрыла книгу и посмотрела на обрез страниц – как вогнутый слиток золота. Но понравится ли она в действительности Кэрол – книга любовной лирики средних веков? Терез не знала. Она не могла припомнить ничего, что дало бы ей хоть малейшую подсказку относительно литературных вкусов Кэрол. Она поскорее вернула книгу на место и вышла.

Наверху, в отделе игрушек, мисс Сантини расхаживала за прилавком, предлагая всем карамель из большой коробки.

– Возьмите две, – обратилась она к Терез. – Это карамельный отдел их сюда прислал.

– Не откажусь. – «Вообразить только, – думала она, надкусывая нугу, – рождественское настроение настигло карамельный отдел». Сегодня в магазине царила странная атмосфера. Прежде всего, было непривычно тихо. Посетителей было множество, но казалось, что они никуда не торопятся, несмотря на канун Рождества. Терез беглым взглядом окинула лифты, в надежде увидеть Кэрол. Если Кэрол не придёт – а она, вероятно, не придёт – Терез решила, что позвонит ей в полседьмого, просто пожелать счастливого Рождества. Терез знала её номер – он был написан на телефонном аппарате в доме Кэрол.