Если бы ты проработал на той фабрике еще хотя бы пару недель. Но ты нигде не останавливался дольше чем на год. Ты бежал от самого себя. Ты добирался на чем придется до первого попавшегося города и устраивался на самую черную работу. Все, в чем ты нуждался, – это еда и укромный угол для ночлега. Твои потребности свелись к минимуму. Чем дольше я искал тебя, тем сильнее чувствовал твое отчаяние.

Двадцать лет, Эндрю. Кто-то за это время успевает родиться на свет, закончить школу, завести детей…

А я искал тебя. И ничего больше мне не было нужно в этой жизни.

Тогда, в самом начале, пока ты еще оставался в городе, пока я не знал, что это сделал ты, у меня была жена. Была работа.

Каждый день я приходил к тому ангару и сидел там до глубокой ночи. Я не виню полицейских. Я даже благодарен им за то, что они так и не сумели выйти на твой след. Нигде не нашлось твоих отпечатков. Ты не оставил следов. Почти не оставил.

Щебень, застывшие капли сварки, кирпичная крошка, болты и гайки. Горы мусора валялись под ногами криминалистов. Это не улики. Это всего лишь мусор. Банки из-под газировки; пивные банки; сгнившие от дождя картонные коробки китайской лапши. Это мусор. Не улики. На экспертизу забрали сигаретные бычки. Забрали срезы земли с рисунком протектора ботинок. Они забрали чертов блок цилиндров с кровью моей девочки. Но мелкие камушки, кому они нужны, Эндрю? Кирпичные крошки, гравий, разве это улики? Вся территория вокруг ангара была завалена этим добром.

Через семь месяцев, когда тебя давно и след простыл, когда ушла жена, когда я уже лишился работы и сна, я нашел его. В прошлогодней пыли и сухой траве, среди щебня и шестеренок, среди засохшего собачьего дерьма и проржавевших автомобильных свечей. Крохотный морской камень размером с фисташку. Отполированный водой и твоей ладонью. Серого цвета, ты помнишь? Обычный камушек. Вокруг валялись сотни подобных камней. Это мусор. Не улики. Серый с темно-синими прожилками. Если поднести его близко к глазам, можно разглядеть, как синие прожилки пересекают несколько красных. Совершенно обычный камень. Невзрачный. Но я уже видел его раньше. Ты мне его показывал, Эндрю. Иногда мы пропускали вместе по бокальчику пива, и каждый раз ты показывал этот чертов камень, рассказывая о том, как однажды, отдыхая на море, твоя мама нашла его в прибрежной гальке и подарила любимому сыночку. Если честно, я слушал тебя вполуха, мне были до лампочки истории из твоего прошлого. Но камушек я запомнил, о да, запомнил. Эти проклятые сине-красные прожилки.

Ты был там.

Семь месяцев я приходил к ангару и до заката бродил кругами, бессмысленно вглядываясь во все, что попадалось под ноги. Меня жалели. Называли свихнувшимся. И я готов был с ними со всеми согласиться. Но потом заметил камень. Боже, какой же он крохотный и неприглядный. Но я нашел. И для этого мне понадобилось двести четыре дня. Скажу тебе честно, Эндрю, я уже почти сдался. А может, я сейчас так думаю. Сложно сказать, ведь прошло больше двадцати лет. Но вот что я помню совершенно точно: тогда, сжимая в руке твой камень, я знал, что где бы ты ни был, сколько бы это ни заняло сил и времени, я найду тебя, и ты дашь мне ответ.

Тогда, через семь месяцев после смерти моей девочки, когда в доме меня уже никто не ждал, когда я нашел серый морской камень, отполированный до идеальной гладкости, я смог наконец выспаться, и меня не мучили кошмары. Потому что я снова обрел смысл жизни. И он сводился лишь к одному. Я жаждал убить тебя.

На следующее утро я отправился на твои поиски.

Появляется картинка.

Интерьер: Квартира Гудмана. Вечер.

Общий план: Гостиная. Звучит саундтрек. Мирей Матье. «О чем ты думаешь, скажи». За столом, спиной к зрителю, сидит Гудман. Камера огибает его слева. Теперь нам видно, чем он занят: он что-то печатает на компьютере.

Крупный план: Экран монитора. Мы видим текст:

«Сценарий.

Экстерьер: Автозаправка. День. Лето.

В кадре мужчина лет тридцати, заправляющий минивэн.

Это Главный Герой – Ральф Даллас…»

Средний план: Комната Гудмана.

Камера вращается вокруг героя, пишущего сценарий. Затем отдаляется, вылетает из окна, переходит на общий план. Мы видим дом Гудмана и крошечную фигуру самого Гудмана, сидящую за столом перед печатной машинкой. Затем сверхобщий план: Панорама города. (ПРИМ.: Желательно – Нью-Йорк, но не настаиваю, главное, чтобы действия происходили в мегаполисе.)

Экран темнеет.

* * *

Доктор Альберт Шарп сидел в черном кожаном кресле за массивным столом из красного дерева. За его спиной в огромном панорамном стекле виднелась Мэдисон-авеню, и я поклялся себе, что это мой последний визит к нему, что бы там Бак и Эйлин ни говорили. Двести пятьдесят долларов за прием из карманов друзей – нет уж, это слишком. Пускай Чемберсы хоть ногами меня бьют, они не миллионеры, в конце концов.

Да и толку-то от этих посещений.

– Значит, снова тот же сон? – Шарп чиркнул что-то в блокноте и отложил его в сторону. – Что ж, я считаю, это очень хорошо. Возможно, в этот раз мы сможем извлечь из этого больше информации, чем прежде.

– Больше, чем ничего? – Мне он не нравился, если честно. Идеальной формы белоснежные зубы слепили, когда он улыбался; подогнанная по фигуре кремовая рубашка облегала бицепсы и грудь. Волосы уложены безупречно. Его день расписан по минутам. Очередь из таких же, как я, нуждающихся в помощи. Трудно представить, когда он находил время, чтобы углубиться в проблему каждого своего клиента. В перерывах между солярием и тренажерным залом?

Первое время я посещал штатного больничного психолога. Страховки у меня нет (как нет вообще никаких документов), так что ходил я к нему на платной основе. Правда, двадцать долларов за сеанс – это не двести пятьдесят. Но друзья решили, что толку будет гораздо больше, если я начну ходить к высококвалифицированному специалисту, коим, судя по оплате, являлся доктор Шарп.

Альберт понимающе улыбнулся.

– Вы ошибаетесь на мой счет. И то, что я только что сказал, является тому прямым доказательством.

– Не уверен, что понял вас.

– Вам кажется, что я плохой специалист, хоть офис мой и находится в центре города. Я вижу это по тому, что и, главное, как вы отвечаете на вопросы. Моя внешность не отвечает вашим представлениям о том, как должен выглядеть толковый психолог. Ошибка стереотипов. Серьезный математик должен походить на бездомного, монашка не пользуется косметикой, геймер – подросток с проблемной кожей и так далее. Я же скорее самовлюбленный нарцисс, думающий только о том, не сбилась ли прическа. Это мешает нашему общению, верно? Не отвечайте. Я сказал это лишь для того, чтобы показать вам – дело свое я знаю. И могу позволить этот кабинет вовсе не из-за красивых глаз. Ну как, Питер, – доктор Шарп мягко улыбнулся, – попробуем поработать?