К концу недели нашего сидения на «Паскале», а Сенес не спешил с уходом, так как меня заботила проблема наших раненых, в порту было не протолкнуться от японских транспортов. Причем высадку они поначалу вели, как я уже писал, и в бухте Асан, несколько южнее порта. Расстояние от нее до Сеула немногим более двадцати километров, причем две трети пути по вполне приличной грунтовой дороге.

Вскоре мы увидели среди входящих транспортов и вооруженные пароходы под военно-морским флагом, что навело меня на мысль о том, что флот также включился в десантную операцию ради ее ускорения. Появление в порту нескольких крейсеров с палубами, забитыми солдатами, немедленно начавшими переправляться на берег, окончательно убедили меня в том, что японцы сумели втайне от нас подготовить к десанту такое множество войск, что для их переправы им уже не хватает пароходов.

Стационеры один за другим покидали Чемульпо. Проход был уже вполне свободен и обвехован. Я лично был свидетелем только одного инцидента с японским транспортом на фарватере, который течением и ветром навалило на корпус «Сунгари». Но он был уже пустым, собственно говоря, именно большая парусность борта и сослужила ему недобрую службу. Однако площадь повреждений была невелика, и через несколько часов он уже ушел из Чемульпо своим ходом.

Но пришел и на нашу улицу праздник. Еще дней через десять до нас достигли известия, что «Варяг» наш цел! Он объявился во Владивостоке. И как появился! При чтении вслух на гостеприимной палубе «Паскаля» газеты с рассказом об этом событии, с красочными деталями и подробным описанием трофейных крейсеров, которые планируется назвать «Корейцем» и «Сунгари» в честь «героически погибших, но не сдавшихся, несмотря на подавляющее превосходство противника, русских кораблей», мало кто смог сдержать слезы.

В то же время была обнародована инициатива Руднева о безусловном обмене пленных «всех на всех». Так как японцы все одно не могли без скандала воспрепятствовать нашему отбытию на «Паскале», они, как мне показалось, с облегчением согласились.

«Паскаль» отправился во французский Индокитай с промежуточным заходом в Шанхай. Здесь мы распрощались с гостеприимными хозяевами, оставив свои автографы на сигнальных шарах с «Варяга». По словам капитана Виктора Сенеса, он собирался передать их в военно-морской музей Тулона. Вообще, расставание наше было братским и трогательным.

В Шанхае д. с. с. Павлов опубликовал в газетах письмо министра иностранных дел Кореи о правах японских войск и свой комментарий о том, что теперь Россия имеет все юридические основания считать корейские территориальные воды районом боевых действий.

Наши сомнения насчёт дальнейшего образа действий – в Артур через Чифу или же в Одессу – разрешил русский консул в Шанхае Дмитриевский. Он сообщил нам, что по просьбе Руднева все мы уже заочно включены в состав экипажа нового «Корейца», я назначен его командиром, а в мое отсутствие старший офицер исполняет мои обязанности. Нам надо было попасть во Владивосток как можно скорее, а кратчайший путь лежал через Порт-Артур. Так как телеграфное сообщение с Порт-Артуром действовало, мы договорились о том, что нас в Чифу заберут истребители. Туда они за нами и пришли – три контрминоносца «шихаусского» типа, на которых все мы, хоть и без особого комфорта, но разместились.

Наконец, после трех сумасшедших дней в Артуре, после получения из рук наместника Алексеева боевых наград, и железнодорожного пути по КВЖД, мы были во Владивостоке. И принимали наш новый броненосный «Кореец», возродившийся, как феникс из пепла.

Но больше всего нас поразила встреча с боевыми товарищами.

Казалось бы, что после чествований в Порт-Артуре нас уже ничем и не удивить. Но вид экипажа «Варяга», в полном составе выстроившегося на перроне вокзала во Владивостоке, с контр-адмиралом Рудневым во главе, был все же несколько неожиданным.

Когда Всеволод Федорович, а вслед за ним с мгновенной задержкой и весь остальной экипаж отвесили нам земной поклон… В общем, большим шоком могла стать и стала только процедура публичного вручения каждому члену экипажа именных банковских чеков. От суммы, проставленной на них, стало одновременно и плохо и хорошо не только мне, неожиданно, как гром среди ясного неба, получившему двести тысяч рублей, но и последнему палубному матросу, обогатившемуся на невиданную для него тысячу целковых.

А вечером было знакомство с нашим новым могучим кораблем, встреча со старыми товарищами с «Корейца», которые ушли на «Варяге». Никогда не забуду лицо сверхсрочника Платона Диких, который, до сих пор с рукой на перевязи, в первый раз увидел носовую башню главного калибра, которой ему теперь надлежало заведывать. Опять же – по настоянию Руднева…

Наш адмирал вызвал с Балтики расчет кормовой башни «Апраксина», самой близкой по типу установки, что была на флоте, но настоял на его, Диких, кандидатуре в хозяева башни. Пожалуй, его почти детский восторг и удивление можно было описать фразой: «Неужели это все мое»? Он нежно оглаживал ствол десятидюймового орудия со словами: «Теперь меня с ”Корейца” иначе как вперед ногами не вытурят»…

Потом нас всех закрутила учеба и подготовка к новым походам и боям.

Владивосток, 28 февраля – 1 марта 1904 года

На следующий день Балк так и не дождался вызова к Рудневу, безвылазно окопавшемуся в штабе. Закончив свои дела в пристанционном пакгаузе, выбранном под окончательную сборку бронепоездов, Василий, наскоро приведя себя в порядок, отправился было на ужин. Однако у самых дверей «Ласточки» был перехвачен рудневским вестовым с приказом срочно предстать пред очи контр-адмирала. Голодный, а от этого, естественно, злой, Василий уже намеревался высказать Петровичу пару ласковых. Однако совершенно убитый вид товарища по несчастью к остротам не располагал.

– Что случилось, Петрович? Почему опять до ночи дотянул?

– Задница. Полная задница, Василий. Асс дер гросс… Честно, даже и не представляю, что мы дальше будем делать… Вот, на-ка. Погляди, – и с этими словами Руднев протянул Балку бланк телеграммы Макарова, дешифрованной во Владивостоке в 16:30. – Иллюстрация того, что события с теми, что были у нас, разъезжаются все круче и дальше.

– Ошизеть! – прочитав текст, резюмировал Василий. – Да, такого у нас вроде не было. Чтобы разом три броненосца, паровозиком, как легковушки в гололед на МКАДе… Как бы на старика все не повесили, могут ведь и снять с командования.

– Было нечто в таком роде. Но не так серьезно. Бойсман покоцал корму Чернышеву, и на этом – все. А сейчас еще и «Полтава». И перспективы ремонтов – около месяца «Полтаве» и «Пересвету». Про «Севастополь» молчат. Итого: у Осипыча сейчас осталось два броненосца. С командования его, надеюсь, не снимут. Хотя бы из-за того, что Вадик уже открыл глаза царю на прочих его «великих» адмиралов. Но в этой ситуации меня куда больше пугает другой вопрос: начнет ли Того высадку армии Оку на Ляодуне прямо завтра? Что скажешь?

– Тут есть три момента. Во-первых, у Того пока нет достоверной инфы о повреждении вчера трех броненосцев. Да и тяжесть повреждений – штука относительная. До Бидзыво дойдут или нет? Он не знает. Во-вторых, на календарь посмотри. Там сейчас ветра и шторма. Плюс – лед под берегом. В-третьих, прикинь-ка, где сейчас Куроки? Какова будет у Оку перспектива на его локтевую поддержку? Короче, мое мнение – пока не рискнет. А чтобы подольше не торопился с этим, надо бы нам типа к Цусиме сходить. Через недельку. Всем отрядом. Ну, кроме «Рюрика» с «Варягом». Камимуре и Того нервы пощекотать…