Лорд обратился к Сандесу.

— Сколько у вас?

— Три темерикса, милорд. Одного убили лучники, другого заколол пикой Карвер, а третьего задержал ваш сын, пока лучники не всадили в зверя несколько стрел, а я — свою пику.

Сандес кивнул головой в сторону охотников, ведущих лошадей.

— Вижу, вы убили одного.

— Да, Джемпсон пронзил его пикой с лошади. Остальные три трупа — бормокины.

Лорд Норрингтон взглянул на меня и по моему удивленному взгляду, вероятно, понял, что я не имею о названных им существах ни малейшего представления.

— Они похожи на вилейнов, только чуть крупнее и во сто крат зловреднее. У бормокинов пестрый пух, большие морды и огромные зубы. Люди прозвали их так, потому что они постоянно что-то бормочут и завывают. Эльфы зовут их оминирами. Те бормокины, которых убили мы, могли только шептать низким басом — как будто кто-то изменил их голос. Один из них попал стрелой в Свинбрука, но, думаю, с ним все будет в порядке.

— Да, милорд.

Сандес похлопал жеребца по шее.

— Что прикажете мне сделать с вилейном и темериксами?

— Пусть твои люди сдерут с них шкуры, и с бормокинов тоже. Сохраните их зубы и лапы. Тела вилейна и бормокинов сожгите, а темериксов мы зажарим на костре.

Я прищурился.

— Мы что, действительно будем их есть?

— Если ты станешь воином, таким, как, например, твой отец, тебе и не такое придется есть на поле сражения. А у темерикса, между прочим, мясо очень вкусное, не правда ли, Сандес?

— Не хуже куриного, милорд.

Сандес вытащил из-под седла жеребца свернутую кольцом веревку и кинул ее мне.

— Свяжи зверю лапы — мы потащим его в лагерь. Потрудись немного, и получишь славный кусок темериксовой печени, поджаренной с диким луком. Это будет незабываемый ужин.

Сандес был прав. Ужин действительно оказался незабываемым, но дело тут не только в печени и луке. Еда и впрямь была очень вкусной, а в компании, в которой мы ужинали, она казалась еще вкуснее. В лагере мы снова разбились на группы. Каждая получила свое задание — одни собирали дрова для костра, другие разделывали темериксов, кто-то перевязывал раны людям и лошадям.

Третья группа охотников, которой руководил помощник лорда, принесла в лагерь двух бормокинов и еще одного темерикса. Таким образом, вместе мы убили шесть этих пернатых чудовищ, что соответствовало числу перьев на браслете вилейна. Это давало надежду, что мы истребили всю стаю. Было бы, конечно, неплохо, если бы и убитых бормокинов оказалось шестеро, но, в конце-то концов, мы и не знали наверняка, сколько их бывает в стае. Один из охотников высказал предположение, что, возможно, шестого бормокина сожрали сами же темериксы, чтобы не сдохнуть с голоду.

Хеслин подтвердил предположение лорда о том, что у браслета магическое предназначение. Он нашел также довольно простое объяснение тому, почему темериксы не прятались от дневного света в своем логове. Как только две конные группы достигли их обиталища, внлейн смог с помощью браслета определить, какое заклинание привело охотников к логову. Самым удобным для отступления направлением, учитывая особенности местности, было как раз то, откуда двигалась наша группа. Нас же вилейн не смог заметить сразу, поскольку мы находились на большом расстоянии от него.

— Это была не просто охота, но нечто большее, — губы волшебника сжались в тонкую линию.

— Хеслин, мы обсудим это позже, — поспешил прервать его лорд Норрингтон. — Когда мы вернемся в Вальсину, ты попробуешь разузнать побольше о колдовстве вилейна.

То, что вилейн оставил двух темериксов и кучку бормокинов сражаться с конными охотниками, а сам тем временем бросился наутек прямо навстречу нашей группе, казалось, говорило о том, что и сами авроланские чудовища не слишком-то нас боялись и не ожидали, что мы окажемся хорошими охотниками. Нас троих не оставили в лагере, а взяли на охоту, скорее всего, чтобы не обидеть. Хотя, конечно, тем, как мы прошли испытания нашей первой лунной ночи, мы заслужили уважение охотников.

Мы с Ли как-то раз уже были на охоте. И сидеть у костра примерно так же, как в эту ночь, нам тоже доводилось. Поскольку тогда мы были для всех лишь детьми, в традиционных масках с изображениями на них гербов наших семей, охотники придумывали для нас, юнцов, всякие небылицы. Помню рассказы о пернатой форели — рыбе, которая пряталась в кустах и убить которую можно было лишь с помощью стрелы и лука; об оленевидных зайцах с парой оленьих рогов на голове, которые были очень опасны и запросто могли побороть волка или медведя. А когда мы, в свою очередь, рассказывали об убитом нами олене и пойманной рыбе, охотники слушали так, словно им впервые доводилось узнать о подобных вещах. Потом они вдруг взрывались дружным смехом.

После охоты на темериксов в нас больше не видели детей. Вместе с этими людьми мы сражались против самых ужасных чудовищ в мире — чудовищ, которых прежде никто не встречал в наших южных краях. Сандес похвалил меня за то, что я так ловко воспользовался своим луком, другие охотники говорили, что они прежде никогда не видали, чтобы темерикса с такой силой проткнули пикой, да еще и повалили набок. Нас и побранили слегка, но все это произносилось так же добродушно, как и замечания в адрес других охотников, включая Сандеса.

Ли, конечно, оказался в центре внимания. Сидя у костра, те из нас, кто был свидетелем его отчаянного поступка там, у ручья, по очереди рассказывали свою версию увиденного. Всех потрясло его нападение с мечом на чудовище, одновременно и ужасающее, и смешное. Когда же Ли начал пятиться назад, каждый из нас знал, что должен найти способ помочь ему, уберечь этого человека, проявившего только что такое безупречное мужество.

Юный Норрингтон слушал молча, и лишь на какое-то мгновение тень смущения мелькнула на его лице. Думаю, что тогда люди впервые увидели в нем Ли, а не сына лорда. Совершив этот поступок, он в эту ночь вышел из тени своего отца. Не думаю, что ему было так уж плохо в этой тени. Но ведь в тени-то всегда темно. Должно быть, он неплохо себя чувствовал, выйдя наконец на свет.

Повествования о поступке Ли завершил он сам:

— Ну вот, стою я, значит, и вижу, что этот чертов зверюга только что очухался от арбалетной стрелы, которую я в него всадил, и даже не заметил рваной раны в своем хвосте. Он вытаращился на лежащего в воде Нея и, должно быть, решил, что это огромнейшая зеленая форель. Наш темерикс вдоволь набегался и очень проголодался, поэтому и двинул прямо на Карвера, но я ведь не мог оставить друга в беде! Так что я рванул вперед, размахивая мечом, пытаясь втолковать этому авроланскому недоумку, что Ней вовсе не форель и что рук и ног у него больше, чем у форели плавников. А этот зверюга шипит мне в ответ: нет, мол, форель. Я ему опять свое: не форель, говорю. Ах, вы не знали, что я владею языком темериксов? Я и сам узнал об этом, только когда дело дошло до объяснений с этим тупоголовым созданием. Я, значит, стараюсь втолковать ему подоходчивей, что происходит, а он опять на меня шипит. Тут-то я понял, что познания мои в авроланских языках весьма невелики. Так что дал я задний ход и быстренько повалился на спину, в надежде тоже замаскироваться под форель. Тут-то и подоспели вы мне на выручку и продырявили стрелами эту неуемную тварь.