– Вы слепы, Брюне, в своем страхе перед русскими! Неужели вы не видите, что их пыл к сопротивлению ослаб, как истощился запас боеприпасов и в особенности пороха? Сейчас, после падения укреплений передней линии обороны, они уже не столь тверды в своем намерении отстоять город. Новых подкреплений гарнизон Севастополя не получил и, значит, не сможет достойно сопротивляться нашему натиску. Длительной бомбардировкой русских позиций мы принудим их к молчанию и без особого труда возьмем этот проклятый город.

Подобное упрямство Пелисье объяснялось требованием Парижа прекратить попытки штурма города, которые приносят союзной армии одни лишь потери. Планировалось двинуться на Крымскую армию Горчакова и, используя свое численное превосходство, разбить ее, занять Симферополь и полностью отрезать Севастополь с суши и моря. «Африканский генерал» был категорически не согласен с подобным приказом императора и потому так торопил своих подчиненных, твердо веря в то, что победителей не судят.

При обсуждении плана наступления досталось даже британскому лорду Реглану, предлагавшему атаковать одновременно во многих местах и тем самым не дать русским возможность маневрировать своими скудными резервами. Однако Пелисье быстро оборвал фельдмаршала.

– Нам нужен только один крепкий удар, который разом взломает русскую оборону и позволит овладеть Малаховым курганом, – грозно изрек генерал, яростно сверкнув глазами.

Единственным, кто попытался возразить «африканцу», был герой Альмы и Инкермана генерал Боске, резонно указывающий на большое удаление позиций коалиции от русских позиций, что давало севастопольцам фору во времени для отбития штурма. Однако Пелисье не пожелал его услышать. Он был настроен только на победу.

Опасаясь того, что Боске по телеграфу может обратиться напрямую к императору с просьбой об отмене штурма, и в ответ Наполеон пришлет категорический приказ идти на Симферополь, Пелисье поставил Боске во главе резерва, который должен был прикрывать тылы союзников на случай внезапного удара русских. Так закончилось это историческое совещание у упрямого генерала.

За день до наступления очередной годовщины Ватерлоо французские и английские орудия в течение дня вели непрерывную бомбардировку Севастополя, направляя свой огонь на Корабельную сторону, Четвертый бастион, батареи Северной стороны и рейд. Их огонь был столь результативным, что к полудню на Малаховом кургане, Первом и Втором бастионах и ближайших батареях половина амбразур была завалена, и многие орудия и их прислуга выбыли из строя.

Вслед за этим неприятель перенес огонь на Городскую сторону. Вместе с осадными батареями в этой бомбардировке приняли участия пароходы неприятеля, но без особого результата. Стрельба продолжалась до самого вечера.

Из-за острой нехватки пороха нашим артиллеристам было приказано отвечать одним залпом на три вражеских, что, впрочем, не помешало в самом начале дуэли уничтожить два пороховых склада врага. Однако к трем часам дня все русские батареи по приказу Нахимова замолчали, что было немедленно расценено Пелисье как слабость защитников.

Наблюдая с самого утра за ужасной канонадой осадных батарей, генерал с каждым часом становился все более уверенным в скором успехе штурма.

– Смотрите, – азартно кричал он своим оппонентам, указывая в сторону притихшего Севастополя, – почти все русские верки или разрушены полностью или серьезно повреждены огнем наших орудий! Все их пушки приведены к молчанию, а короткая летняя ночь не позволит им полностью восстановить свои поврежденные укрепления. То же, что уцелело сегодня и что они успеют исправить ночью, будет полностью уничтожено завтра утром после двухчасовой бомбардировки!

К вечеру уверенность Пелисье настолько возросла, что он решил не проводить утреннюю бомбардировку, а атаковать русские позиции на рассвете. Лорд Реглан полностью поддержал его мнение. В подзорную трубу были отлично видны многочисленные разрушения русских батарей, а их молчание было явным доказательством слабости противника.

– Я полностью уверен, что русские выдохлись, и нисколько не удивлюсь, если завтра утром они выкинут белый флаг при виде наших колонн, идущих на штурм крепости. Это было бы единственное разумное решение, – сказал британский фельдмаршал, и его слова моментально разнеслись по всему английскому лагерю.

С этого момента все только и говорили, что взятие Большого редана – так англичане называли Третий бастион – всего лишь вопрос времени. «После этого падет Севастополь, мы двинемся на Бахчисарай, где разобьем Горчакова, и тогда весь Крым будет наш. Мы твердой ногой станем на юге России, турки захватят Тифлис с Грузией, и русская военная мощь будет окончательно сокрушена». Так думали гордые британцы и в душе молили только об одном, чтобы лорд Пальмерстон раньше времени не заключил мир с уже наполовину разбитым русским царем.

Все европейцы были уверены в своей скорой победе. Бравые лондонские и парижские репортеры уже набрасывали черновики своих победных статей. Среди армейских офицеров заключались пари, кто первый ворвется в Севастополь и предотвратит поджог города русскими, как это было сделано в Москве в 1812 году.

Такое же настроение было и у вождей коалиции. Как же они удивились бы, если бы узнали, какие мысли высказывались в штабе обороны крепости! Адмирал Нахимов был полностью уверен, что Севастополь будет удержан даже теми немногочисленными силами, которыми он располагал. Павел Степанович буквально лучился энергией и уверенностью и того же требовал от своих подчиненных.

– Я прикажу каждого, кто будет находиться в унынии, нещадно пороть шомполами, а того, кто только заикнется об отступлении, немедленно расстреляю как изменника! – говорил Нахимов, и его слова лучше всяких иных средств вселяли в защитников города уверенность в завтрашнем дне.

Вражеская канонада грохотала до двух часов ночи, а уже в три часа утра адмиралу донесли, что наблюдателями со Второго бастиона замечено в передовых траншеях врага большое скопление солдат. Едва это стало известно, как Нахимов направился на Малахов курган, откуда собрался лично руководить всей обороной, несмотря на все уговоры Ардатова.

– Если я начальник гарнизона, то мне лучше знать, где находиться, Михаил Павлович, – резонно возразил он графу, и тот не посмел ему перечить.

Сам Ардатов направился на Третий бастион. Он оставил в штабе обороны генерала Хрулева, на которого было возложено командование резервами обороны. Эти запасы должны были быть использованы в самом крайнем случае и без права на ошибку. Оставляя на резервах Хрулева, Ардатов сознательно вверил их в руки молодого генерала, который горел желанием реабилитироваться за оставление Камчатского люнета.

Всю ночь на Малаховом кургане саперы под руководством Тотлебена спешно исправляли повреждения и возводили новые барбеты для картечных орудий, правильно угадав направление вражеской атаки. По замыслу Пелисье, французы должны были атаковать с рассветом по сигналу осветительной ракеты, однако генерал Майран повел свою колонну в атаку на четверть часа раньше назначенного срока. Причиной этого послужило преждевременное обнаружение русскими дозорами выдвижения передовых соединений правой штурмовой колонны французов.