Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб схватил ее за руку и с нажимом произнес:
– Это не змеи, это корни деревьев. По ним мы выберемся наверх.
Мёнгере закрыла глаза: так проще поверить. Трясущейся рукой она ухватилась за что-то склизкое. Подтянулась, еще и еще. Ноги скользили по глине, лезть было сложно, но Мёнгере не сдавалась. Потом ее схватили за руки и рванули наверх. Оказалось, это Глеб с Пришем.
– Что происходит? – спросила девушка.
– Похоже, сон сопротивляется, – объяснил Глеб.
Мёнгере огляделась: парк исчез. Теперь они находились в здании. Белые стены, деревянные рамы того же цвета, закрашенные стекла. И холодное синее освещение, льющееся сверху. Возникло ощущение, что путников тщательно рассматривают под увеличительным стеклом. Будто они – надоедливые насекомые, от которых можно избавиться одним хлопком. И сразу же пол опасно накренился, и Мёнгере заскользила вниз.
Она замахала руками, стараясь сохранить равновесие. Приш и Глеб ухватили ее с двух сторон, и она остановилась. Раздался грохот: позади что-то заворочалось. Мёнгере повернула голову и похолодела: из стены проступало лицо. Чудовище подслеповато щурилось: замазанные краской окна смотрелись бельмами. Рот ощерился железной батареей, вместо носа зиял провал – кладка начала осыпаться. Казалось, чудовище пытается освободиться от оков дома, но что-то его держит.
– Это сон! – Глеб крикнул Мёнгере прямо в ухо. – Управляй им!
Мёнгере закусила губу: да, она знает, сама говорила, но слишком реально то, что происходит. Что же делать?!
По полу пошла волна, доски паркета с треском взлетали в воздух. Чудовище поднесло созданную из них руку к глазам и внимательно ее разглядело. Затем резко выбросило ладонь вперед и попыталось дотянуться до путников. Мёнгере рванулась от него, но не удержалась на кривой поверхности: ноги соскальзывали. А монстр почти добрался до нее. Усилием воли она представила: на чудовище нападают жуки-древоточцы и сгрызают его руку.
Монстр взревел: деревянная конечность обратилась в труху. Тогда он отрастил бетонную руку и с силой ударил по тому месту, где стояла Мёнгере. В последний момент девушка отпрыгнула. Но не удержалась и покатилась прямо в открытую пасть чудовища. Она пыталась ногтями вцепиться в пол, но тот вздыбился, словно норовистый скакун, сбрасывая неопытного седока. Послышался скрежет – батарея то сжималась, то распрямлялась, как гармонь. Мёнгере поняла, что монстр смеется.
Она разозлилась: этот урод обойдется без обеда.
«У меня в руке железная палка, – подумала она, – и я сильная».
Размахнулась и ударила прутом по батарее. Смешок оборвался. А затем девушку подбросило: монстр пришел в ярость и наконец освободился. Вверх взметнулись обломки кирпичей, бетона, стекла. Мимо Мёнгере, чудом не задев, со свистом пролетела оконная рама. Здание рухнуло, увлекая путников за собой.
Мёнгере живо представила: они падают на гору подушек и перин. И тут же погрузилась в пуховые объятия.
– Черт! Отсюда и не выберешься, – где-то слева проворчал Глеб.
Он с трудом полз, увязая в мягких тюфяках.
– Я чуть не задохнулся – прямо лицом туда упал, – пожаловался Приш.
И Мёнгере стало смешно: ну на самом деле, у нее получилась пуховая ловушка – надо бежать, а они двинуться не в состоянии.
Глядя на девушку, развеселились и Приш с Глебом. Монстр снова зарычал, но как-то неуверенно. И Мёнгере поверила: она может сделать так, чтобы сон подчинился. Она его хозяйка – ведь создатель кошмаров привиделся сперва именно ей. Мёнгере расслабилась: она справится.
Чудовище шагнуло, и тут же его правая нога подвернулась, и он растянулся. Да так, что пропахал носом землю. От этого зрелища Мёнгере звонко расхохоталась: до чего же смешно! А еще у него голова на шее не держится! И тут же со звонким треском монстр лишился головы. Он зашарил руками в ее поисках, растеряв свою грозность. И Мёнгере потеряла интерес: не хочется сражаться с тем, кто внушает жалость. Это недостойно. Она прошептала: «Ты дом. Красивый и крепкий. В тебе будут жить люди, долго и счастливо».
И тут же их выдернуло. Мёнгере с остальными оказалась на берегу пруда. Здесь уже наступила полночь, и бледная луна отражалась в воде. С деревьев облетела листва, они казались собственными скелетами. Ни ветра, ни звука. Словно путники очутились на изнанке мира, его черно-белом негативе. И в этот момент из воды появилось существо. Оно брело к берегу, его обвисшая кожа шлейфом тянулась за ним.
Мёнгере внимательно вгляделась: до чего же это создание некрасивое. Все его боятся, и никто не любит. Плохо так жить и неправильно. А существо шептало:
– Помогите. Отдайте мне ваши сны. Я так хочу есть.
Еще немного, и оно упадет и умрет. Мёнгере решилась:
– Я даю тебе имя, ты будешь называться Сайнунт – дух доброго сна. Отныне ты станешь приходить к людям ночью и дарить хорошие сновидения. Так я сказала, и пусть это свершится.
Ярко вспыхнула луна, превращаясь в солнце, пруд покрылся белоснежными лилиями, деревья украсились листьями. А Сайнунт обернулся тучной коровой, чья шкура была расписана изображениями звезд и небесных светил, а рога украшены цветами. Мёнгере подбежала к корове и обняла ее. И это сразу же стало картинкой из книги сказок.
Путники перенеслись обратно в квартиру, Хухэ с радостным тявканьем бросился навстречу. Мёнгере схватила его на руки. Фенек на мгновение замер, а затем осторожно освободился, словно не веря, что дал прикоснуться к себе человеку.
– Я первая его погладила! – с торжеством сообщила Мёнгере.
– Ты вообще крутая, – подтвердил Глеб. – Ловко справилась с кошмарами.
Он подошел к окну. Теперь город выглядел обычным. И почему-то казалось, что всё будет в порядке. Фонари откликнулись тремя вспышками, подтверждая, что он прав: «Спа-си-бо!» Глеб присел на диван.
– Вроде до утра время есть, а спать не хочется, – сказал он.
– Выспались уже, – пошутил Приш.
Глеб растянулся и уставился в потолок. Почему-то сегодняшние события напомнили ночь перед изгнанием. Тогда он тоже лежал без сна и смотрел вверх безо всяких мыслей. Долгая-предолгая ночь в полном одиночестве. Его накачали обезболивающими и строго-настрого приказали лежать на животе. Как только медсестра вышла, Глеб перевернулся.
Тогда его звали иначе – у поэтов в ходу были псевдонимы. А что он будет поэтом, стало ясно при рождении – в области лопаток акушерка обнаружила зачатки крыльев.
– Поздравляю, мамочка, – обрадовала она, – у вас пиит.
Акушерка любила устаревшие слова, но роженица прекрасно ее поняла. Ведь сбылась ее давнишняя мечта.
Глеб рос, а вместе с ним крылья. Уже в три года он попытался взлететь и целых пять секунд удерживался в воздухе. Он этого не помнил, зато мама записывала все достижения. В пять лет Глеб сочинил первые стихи: