– Лучше портал открою.

– Тогда закончим обсуждение и можем отправляться. Что? – на недоумение во взглядах оперативников Кулиджанов приподнял свою дорожную сумку. – Omnia mea mecum porto[4]!

– Хорошо… Подводим итоги?

– Значит, что такое адрес номер два мы не знаем, – сказал бритый здоровяк. – Что именно Монтегрифо взял с собой, тоже пока не знаем, но, полагаю, к вечеру Беккера приведут в чувство, и он даст информацию. Интересующую вас книгу он оставил, получается, это не тот экземпляр?

– Или король-чародей делал пометки не в одном… – вдруг сказал мэтр Визенау.

– С какой бы стати? – недовольно возразил капитан-лейтенант. – Тут с одной книгой не знаешь, как разобраться, а ты мне ещё пророчишь.

– Посмотрим, – усмехнулся маг. – Нам пока что по этой верёвочке вместе идти, так что разберёмся.

Отчего-то обоим московским сыщикам в этот момент очень захотелось ему поверить.

Всей толпой следственный отдел спустился в подвал бывшего бургомистрова дома, где располагалась портальная комната. Визенау нашёл в журнале кодировку Линца, ввёл координаты, и над древней гранитной плитой постепенно разгорелось ярко-синее овальное окно стационарного портала.

Трое преследователей шагнули в него.

Знакомое здание красного кирпича всё так же привычно возвышалось на углу Земляного вала и Николо-Болвановки. Суржиков прошёл мимо парадного подъезда – в кассе по-прежнему никого, на афишах ни одной премьеры – и свернул в переулок к служебному входу.

Н-да… Возле вахтёра переминался с ноги на ногу не только, так сказать, дуайен, сиречь Савелий Крамов, но и в отдалении, возле лестницы маячили ещё несколько знакомцев. Судя по всему, ситуация не улучшилась.

– Володечка, дорогой, мы уж заждались! – кинулся к гостю Крамов.

Суржиков невольно глянул на часы: двенадцать дня, время для театрального народа почитай, что детское.

– Здравствуй, Владимир, – знаменитым хрустальным голосом произнесла прима Мавлюдова. – Проходи, народ в фойе собрался.

– Здравствуй, Виктория! – он кивнул приме, потом раскланялся с остальными. – И вам не хворать, братцы. Ну, пошли, ведите.

– Нешто забыл, где у нас большое фойе? – поддел его Крамов, пока небольшой толпой они поднимались по лестнице и шли длинным и запутанным переходом из служебной части в парадную, зрительскую.

– Ну, может Скавронский ваш не только репертуар перелицевал, но и здание перестроил?

Старый актёр даже остановился, чуть не пронеся ногу мимо очередной ступеньки.

– Так нету уже давно Скавронского, сняли ещё в январе!

– Давно? – Суржиков хмыкнул. – Быстро живёте, господа актёры. И кто ж сейчас рулит?

– А! – Крамов махнул рукой. – Поставили пришлого, из Нижнего приехал, Листопадов Сергей Степаныч, не слышал?

– Не слышал. И что?

– Ну, для Нижнего может он и был хорош, а для Москвы… – тут Савелий приосанился и даже немного надул щёки. – Для Москвы пока сыроват, вот.

Неожиданно для Владимира главное фойе театра было заполнено людьми. Много было знакомых лиц среди актёров, мелькали костюмеры, декораторы, рабочие сцены… Он сделал глубокий вдох и сказал себе: «Это роль. Весь мир театр, и люди в нём – актёры, и каждый не одну играет роль… Сегодня у меня роль детектива, и провалить её я не могу».

Он остановился, ожидая, когда стихнет шум. Минуты через две, когда десятки внимательных взглядов сосредоточились на его лице, Суржиков сказал:

– Вроде почти всех знаю. Здравствуйте! – по залу прошелестело и смолкло приветствие. – Итак, вы попросили меня разобраться… помочь разобраться в вашей проблеме. Спасибо за доверие, я постараюсь его оправдать.

– А давно ли ты, дружок, в сыщики записался? – раздался задиристый голос откуда-то из глубины зала.

На него зашикали, но Влад пожал плечами и ответил:

– Тебе что важно, чтобы дело было сделано, или как давно я работаю? Вот когда не справлюсь, тогда приходи, а пока не мешай, а ещё лучше – помогай.

– А что я, чем я-то помочь могу? – тощий и длинный парень из цеха осветителей пытался сопротивляться, но в несколько пар рук его вытолкнули на середину зала.

– Помочь? Очень даже можешь! – Суржиков пошарил глазами по фойе. – Дайте ему стул и стол. Ага, отлично. И бумагу. Ещё лучше. Тебя как зовут?

– Вася… Василий Павлов. Михайлович.

– Вот садись сюда, Василий Михайлович, положи перед собой три листа бумаги и на каждом сверху мы сделаем надпись… – Он достал из кармана ручку и печатными буквами написал: «Пострадавшие», «Свидетели» и «Сводная». – А теперь, дорогие мои, начнём работать. Савелий Порфирьевич назвал мне несколько самых вопиющих случаев, но этого явно недостаточно. Поэтому я попрошу вас разделиться на две группы – те, у кого что-то пропало или было попорчено, и остальные. Я буду беседовать с пострадавшими, а ты, Василий, будешь записывать всё на первом листе. У остальных прошу прощения, но сами видите, я тут один, а работы много. Потом я пройду по цехам и гримёркам и со всеми поговорю…

Верещагин со вкусом позавтракал в вагоне-ресторане – пышный омлет, почти как у Аркадия Фелофилактовича получался, блинчики с икрой и малосольной сёмгой, хороший чай и даже бокал игристого. После всего этого еле дополз до своего купе, в котором пока вольготно располагался в полном одиночестве, лёг и попытался уснуть.

Взбил подушку. Повернулся на другой бок. На третий. На четвёртый…

Через полчаса сдался, поднял штору на окне и оделся. Делать было решительно нечего.

То есть, конечно, это не совсем правда: Алексу было чем заняться, вот только не хотелось решительно снова доставать документы, изучать их и пытаться понять по бумажкам и чужим словам, как болезненно честный Таунен влип в эту непонятную аферу.

Поезд замедлил ход, за окном замелькал пригород – чистые, ухоженные небольшие домики, с цветочными ящиками везде, где только можно было их впихнуть, со свежепокрашенными рамами и красными черепичными крышами. Потом начался город, тоже чистый и весь в цветах, весь будто свежевыпеченный пряник. Наконец состав остановился возле платформы, прямо напротив вовсю наяривающего оркестра, и Алекс прочитал надпись: Зальцбург.

Дверь открылась, и проводник вежливо пропустил в купе человека, стоявшего у него за спиной:

– Прошу, вот ваше место. Если желаете, вещи могу отнести в багажный вагон.

– Нет, благодарю, – ответил новый пассажир.

– Тогда вот здесь, над дверью, есть полка…

– Спасибо, – мужчина сунул монету проводнику в ладонь и добавил: – Через полчаса принесите мне крепкий кофе. Чёрный, без сахара.

Захлопнул дверь и повернулся.

Вежливо поздоровавшись, Алекс получил безразличное «Добрый день!» в ответ, после чего сосед сед на диванчик и стал что-то искать в своей небольшой дорожной сумке. Верещагин раскрыл книгу и начал читать, иногда бросая взгляд на сидящего напротив. Высокий, широкоплечий, с коротко стрижеными светлыми волосами и холодными светлыми глазами, лет сорока пяти на вид… Впрочем, это как раз ничего