оттенком лёгкой обеспокоенности. Но лицо непроизвольно подрагивало.

Бероев шагнул навстречу убийце.

– Чего с тобой? Или пропал куда?! Да ты на меня, что ль, косишь? – выкрикнул Кучум.

Не замахиваясь, Олег ударил. Кучум упал. Но тут же ловко вскочил, ощерился, пугая.

– Ты на кого тупаешь?! – заорал он приблатнённо. – Да я таких по двое!..

Драться он, похоже, умел. Но в этот раз Кучуму не повезло. Попал на профессионального боксёра. И боксёра бьющего. То есть с тяжёлым ударом.

После следующего попадания Кучум отлетел к нартам. Поднимаясь, потянулся к сапогу, вытащил нож.

Демонстрировать навыки рукопашного боя Бероев не стал. Схватил с нарт обух и принялся хлестать, не давая подступиться: по рукам, плечам. Когда нож выпал из перебитой руки, отбросил обух и продолжил избиение.

Таким остервеневшим Олег себя не помнил. Бил, подымал за шиворот, вновь бил. Не объясняясь, не спрашивая. Вскоре Кучум превратился в окровавленную куклу – такую же безвольно-тряпочную. На ногах он уже не держался. Как только Бероев отпускал, валился наземь.

Пелена схлынула. Бероев подхватил отброшенный обух.

– Где?!

Кучум слизнул с разбитых губ кровавую пену, выплюнул выбитый зуб.

– На барже заныкал, – прохрипел он. – Да, думал зажухать! Так я ж предлагал тебе на пару. Сам отказался.

Он уселся, постучал себя по ушам.

– Теперь разделим, конечно, – уверил он.

– Где?! – громовым голосом повторил Олег.

Кучум встрепенулся. Этого вопроса он боялся куда больше.

– Не знаю! И знать не хочу! Наверняка напился да и загремел с обрыва!

Он скосился на гуляющий в чужих руках обух. Повторил упрямо:

– Не видел. Говорю же, напился он. Бегал туда-сюда. Хихикал. Падал. После оглянулся, а его нет. Получается, с обрыва навернулся. Утонул, конечно. Стремнина-то какая. А шкурки забрал, чтоб после сдать за него государству. А то мало ли лихих людей.

Он скривился дерзко:

– На том стоять буду. Хоть забей! Хоть следствие открывай. Забьёшь, кстати, – самого посадят.

Он повёл глазами на реку. Там, под обрывом, покачивалась на якоре спарка. Вся команда сбилась на борту баржи, глазея на избиение.

До Бероева дошла наконец природа Кучумовой самоуверенности. В самом деле, зачем ему было убивать ножом? Достаточно столкнуть упившегося якута с обрыва в студёную стремнину. И – концы в воду.

Олег невольно скривился – уж больно фразеологизм пришёлся к месту.

Усмешка эта обнадёжила Кучума.

– Ты послушай, послушай! – горячо заговорил он. – Что нам зверь этот? Кому он нужен? Утоп и утоп! Их таких, таёжных, вона сколько на Лене! Два года в тундре просидел. Может, и ещё пять никто не схватится. Всё равно уж не переменишь. Да и случись спрос – не с тебя же. Ты-то чистяком! Зато шкурки наши! Прикинь, один соболь во что потянет. А горностай! А тут их – несчитано.

Удар ногой заново опрокинул убийцу на спину.

– Не переменишь, говоришь? – не поверил Бероев. Отрезал с нарт кусок каната. Подёргал, проверяя на прочность. – Считай, что уже в тюрьме сидишь. Отбывать срок начнёшь в трюме. А там… Докажут – не докажут убийство, а десятку за кражу в особо крупных размерах точно схлопочешь. Калым из тюрьмы будешь выплачивать. То-то будущий тестюха – секретарь райкома – обрадуется! Да и за Вишняка ещё попробуй отмойся. Во вкус вошёл – убийствами богатеть!

Стянул локти. Приготовился вязать.

– Да ты! Безмозглый! – Кучум затрепыхался беспомощно. От унижения и безысходности то ли зарыдал, то ли завыл.

Дружно залились лаем собаки. Захрустел мох. Из тундры на поляну вышел леший. Обсыпанный жухлыми листьями. Насквозь промокший, взопревший. Трясущийся в ознобе. Щербатый, покоцанный. Луноликий Валера Гоголев. С Пиратом возле босой ноги.

Бероев и Кучум как были только что не в обнимку, так и застыли, остолбенелые.

– Вот ведь как, однако. Выпил всё-таки. Не удержался, – виновато признался Гоголев Олегу. – И, должно, как-то в реку оступился. – Теперь он принялся оправдываться перед Кучумом. – Не помню совсем. Далёко, однако, нас отнесло.

Он огладил лайку, которой, похоже, обязан был жизнью.

Заглянул в чум. Вышел обескураженный.

– Вот ведь как! Два года, однако! Ой, дура, дура!

Обхватил бритую голову руками.

– Шкурки целы! – выкрикнул Кучум. – Целы! – сбивчиво, косясь на Бероева, затараторил он. – Я к ночи вернулся. Тебя нет. Вот и припрятал. Чтоб не украл кто! Мало ли, думаю! Припрячу-ка пока в надёжном месте. В минуту принесу!

Он просительно глянул на Бероева.

– Принесу ведь?!

Олег незаметно освободил его локти от пут.

Часа с полтора после этого Бероев под камеру брал интервью у знаменитого охотника, фотографировал добытые шкурки. Под конец вместе с Кучумом и капитаном Геной опечатали пушнину. Приклеили бирки с указанием количества шкурок и пометкой: опечатано комиссией в составе…

– Вертолётчиков, как прилетят, первым делом носом в бирки ткнёшь, – наставлял Бероев охотника. Тот понуро кивал.

День незаметно иссяк. Настала пора расставаться. Особенно тепло простодушный якут прощался с Кучумовым.

– На Байкал приезжай. Лучшего зверя добуду, – настаивал он. – Адрес запиши.

– Не нужен ему адрес. Со мной, если что, приедет. – Бероев свернул трогательное прощание.