— Думаю, я знаю, кто вы, — наконец сказал он приятным, низким и каким-то спокойным, завораживающим голосом.

У него были вьющиеся черные волосы, он был необычайно красив, молод и свеж. Щеки его мгновенно стали розовыми.

— Вы та самая Наташа Соловей. — Он улыбнулся красными, красивой формы губами. — А я племянник Кати Рихтер, вашей подруги, меня зовут Юра.

— Очень приятно, Юра. — Я протянула ему руку, забыв снять перчатку, и он зачем-то ее поцеловал. Я видела, как за нами наблюдали рабочие. Думаю, на них произвела впечатление не я, а моя чернобурка, да и шляпка с перьями тоже! — Обожаю этого художника!

— И я тоже. Вот думаю, может, расписать стены в таком же духе? Не думаю, что художник обидится, скорее наоборот, ему будет приятно, когда он увидит, что кафе наше расписано как шкатулка и роспись выполнена в таких же нежных тонах.

— Я тоже так думаю.

Потом появилась Катя, мы поговорили о наших делах, и я ушла.

Второй раз я увидела Юру поздно ночью, когда возвращалась домой после открытия выставки одного молодого художника, друга Сережи. Расхаживая по галерее и рассматривая картины, выполненные в современной чудовищной манере с потеками крови и отрезанными головами (кто бы что мне ни говорил, но и с художественной стороны это все было неоправданно и глупо!), я совершенно случайно заметила, что мой муж, проходя мимо одной милой девушки в черном платьице и норковой, кофейного цвета, пушистой пелеринке, задержался на мгновенье рядом с ней и, как ему казалось, незаметно поймал ее тонкую, маленькую руку, после отпустил, шепнул девушке что-то на ухо, и пара разошлась как ни в чем не бывало. Это было проявление близости, в этом я была уверена. Они были любовниками.

— Сережа, кто это? — спросила я, когда мы в уголке, среди знакомых, пили шампанское, заедая маленькими пирожными с кремом. — Кто эта девушка, которую ты разве что не поцеловал.

— О ком ты? — Он стал озираться по сторонам, словно не понимая, о ком идет речь. — Вон о той скелетообразной девице в мехах? Это же подруга дочки Паравиных.

— Я видела, как ты схватил ее за руку и что-то шепнул.

— Тебе показалось, Наташа. Я с ней даже не знаком!

Он так нагло лгал мне, что я почувствовала себя униженной предельно. Даже не дал себе труд придумать версию этого движения, поступка. И даже здесь, в этой ситуации, привязал эту девицу к семейству Паравиных, зная, что я никогда и ничего не стану проверять. Не такой я человек вроде бы… в его глазах.

Мысленно я вынула из потайного кармана своего соболиного манто кинжал и вонзила по очереди сначала в эту девушку, потом в Сережу. Я и тогда не поняла, в каком случае получила больше удовольствия, в первом или во втором. Я ненавидела их тогда обоих, мое воображение живо нарисовало мне картинку: обнаженные молодые тела, переплетенные наподобие виноградных лоз…

Помнится, я тогда рано ушла, не осталась на банкет, который устраивали Паравины, опекавшие юное дарование. Возвращалась на машине одна, слушая Шаде, и плакала. Вышла из машины, подошла к своему подъезду, и тут же из темноты заснеженных деревьев вышел Юра. Он просто молча стоял и смотрел на меня.

— Ты чего здесь? — Мой голос разбух от слез. — Катю ищешь? Но она не со мной.

— Я к вам.

— Что-нибудь случилось?

— Ну да. Все время думаю о вас.

Я от неожиданности чуть не рухнула, ноги мои подкосились, и мне пришлось прислониться к стене дома.

— Ты чего это? — Волна нежности накатила на меня. — Юра?

— Не знаю. Просто думаю о вас и ничего не могу с собой поделать.

— И?

— Вы плачете. Я могу вам помочь?

Я улыбнулась, картинка со стоящим передо мной Юрочкой затуманилась, сменяясь на другую: рука Сережи ловит девичью руку, пожимает ее…

— Мы можем поехать ко мне и там спокойно обо всем поговорить.

— Юра, дорогой, но о чем я могу с тобой говорить?

— Я на машине. — Он кивнул на скромный «Форд», слегка припорошенный снегом, стоящий чуть поодаль от моего «Мерседеса». Судя по снегу, Юра дожидается меня несколько часов.

— Я тоже. — Я знаком предложила ему сесть в мою машину, села сама, завела мотор и поехала в полную неизвестность.

Никто еще не был со мной так нежен, как Юра. И только с ним я ощущала себя легкой, изящной и желанной.

Думаю, что он был единственным человеком, который меня по-настоящему любил. И любит до сих пор.

— Ты же всегда хотела этого, — сказал мне Юра.

Мы расположились с ним на диване. Я легла и положила голову ему на колени. Он запустил пальцы в мои волосы и принялся перебирать их, играть ими. Я закрыла глаза. Какая водка, когда есть Юрины руки, его нежность, успокаивающая, придающая силы.

— Я не хотела, хотя много раз представляла себе его смерть. А как ты думал — он причинял мне такую боль!

— Тебе надо было расстаться с ним, и ты это всегда знала. И Катя тоже переживала за тебя. Конечно, мы говорили о тебе, все понимали… Но разве ты кого-нибудь слушаешь?

— Я любила его, — сказала я, чувствуя, что раздваиваюсь, потому что Юру я любила тоже, но какой-то другой, совершенно другой, но не менее сильной, а может, и более сильной любовью. — Не так, как тебя. Он был сделан из другого материала, вечно ускользающий и никому не принадлежащий. Он был как бриллиант, как драгоценность, очень дорогой и очень холодный.

— Чем я могу тебе помочь?

— Ты мне уже помогаешь. — Я поймала его руку, почти так же, как в свое время Сережа поймал руку той девушки в мехах, сжала ее, а потом поцеловала. Его рука была горячая, мягкая, под кожей ее набухли вены. Он был полон сил, несмотря на то, что целый день работал в кафе совершенно один, без помощников. — Твои руки пахнут луком.

— Извини. — Он попытался убрать руки.

— Нет-нет, что ты! Это же твои руки!

— Наташа, кто его убил? Как все получилось? Катя мне сказала только, что его нашли в Лобанове, недалеко от твоего дома.

Я рассказала ему, что знала. Юра задумался.

— Знаешь, если бы я не знал тебя, то предположил, что его могла убить жена. Все знали, что он изменяет тебе.

— Но тогда я убила бы его давным-давно.

— Когда ты видела его в последний раз?

— Ровно десять дней назад, когда позвонила и сообщила, что собираюсь подарить ему машину в Париже.

Юра уже ничему не удивлялся. Надо сказать, что, к большому моему сожалению, Юра не принимал от меня подарки, какими бы завуалированными они ни были. С одной стороны, я уважала его за это, но с другой — мне так хотелось сделать ему что-то приятное! Помочь, к примеру, расплатиться с кредитом!

— И?