– Верочка! – заорал он в трубку. – Спасибо тебе, хорошая ты девушка!

– Это не Верочка, – после затяжной паузы ответили ему. – С чего ты взял, будто тебе может звонить Верочка? На кой ты ей сдался, старый сатир? Это я, Дедушев.

– Ерунда, – сказал Колобов беспечно. – Рано вы все на мне крест начертали, господа присяжные заседатели. Я еще поведу богатырским плечом и обращу ваш занюханный переулочек в просторную улицу светлого будущего!

– Ладно тебе, – скучным голосом сказал Дедушев. – Не блажи попусту. Жду тебя через полчаса. В парке Бессчастного возле ротонды.

– Зачем? – встрепенулся было Колобов.

Но Дедушев уже повесил трубку.

* * *

…Несмотря на всю скудость накопленной информации, обе противостоящие силы имели некоторое представление о своих противниках. Пусть это были косвенные, неподтвержденные сведения, но какую-то ясность они вносили. По крайней мере, понятно было, кто ждет тебя по ту сторону барьера, чем тебя встретит и куда уйдет в случае поражения. Звездолеты Соединенного Разума и империи Моммр использовали сходные принципы передвижения в пространстве и в силу общих законов эволюции создавались на основе родственных технологий.

Но никто не знал, даже вообразить себе не мог, что же такое эти загадочные Ччарр, откуда они пришли в Галактику, если ни на одной из планет не осталось никаких следов их зарождения, где и когда они проявят себя в очередной раз и в чем это выразится. В том, что они наделены интеллектом, мало кто сомневался – настолько разумны были их действия. Передвижения планет и подкачка гаснущих звезд в мертвых системах. Полная разрядка готовых взорваться и разнести вдребезги все окрест коллапсаров. Стабилизация сверхновых, уже вовсю разгорающихся. Да мало ли еще… И не было у Ччарр звездолетов – только сгустки энергии, трепещущие в сетях силовых полей, несущиеся неведомо откуда невесть куда.

Рой именно таких энергетических сгустков и пронесся ураганом между замершими в напряженном ожидании противниками, по самой кромке разделявшего их барьера.

И барьера не стало.

Промелькнувшие, будто призрачный след неведомой доселе, непознанной, фантастической ипостаси мироздания, Ччарр так же безмолвно канули во мрак. Понимали ли они то, что сделали? Ведали, в какой вселенский водоворот событий вмешались? И догадывались ли вообще о существовании в этой открытой для них во всех направлениях звездной пустыне кого-либо еще, кроме них самих – могучих, свободных, неподвластных ни пространству, ни времени?..

Звездолеты Соединенного Разума медленно, осторожно двинулись вперед – к закутанной в кокон кипящей атмосферы планете Роллит. В любую минуту с любой стороны могла последовать отчаянная, бессмысленная, беспощадная атака стервятников Моммр.

Но она не последовала.

Мертвенные, зловещие тени имперских звездолетов проплывали мимо, таяли позади. Они были недвижны. Не отвечали на запросы – как всегда. Но и не нападали.

Что с ними произошло? Неужели беззаботные Ччарр мимолетом, за какие-то доли мгновения уничтожили их экипажи?

Нет – чуткие приборы звездолетов Разума регистрировали интенсивный информационный обмен между кораблями-стервятниками. Похоже, им попросту не было дела до того, что происходило вокруг.

Не переставая строить самые невероятные догадки по поводу случившегося, спасатели устремились к многострадальной Роллит…

* * *

Угодив в участок полиции, Вольф утешал себя тем, что некоторое разнообразие впечатлений ему не повредит. Правда, ему все же довелось испытать несколько неприятных минут, когда увешанный мусором с пересчитанных им ступенек лестничного пролета Медведков воспользовался отлучкой участкового и принялся беззастенчиво клепать дежурному на Вольфа. Что он, Медведков, возвращался-де из гостей под ручку с законной супругой Анжеликой Юрьевной, был выпивши – конечно, самую малость, он свою меру знает… а в подъезде на него напал трезвый, а потому особо опасный, ибо руководствовался холодным расчетом, сознательно решивший бросить вызов рабочему классу в лице его, Медведкова, переродившийся, мать его всяко, интеллигент и отщепенец Вольф с преступной целью выместить свою космополитическую ненависть к патриотам и труженикам, а также предать публичному поруганию его, потомственного патриота Медведкова, потомственную патриотическую жену. Ну и не сдержал он себя, ответил на оскорбление. А если вышеперечисленный перерожденец в процессе его, пострадавшего за свою отчизнолюбивую сущность Медведкова, зверского избиения где-то обронил очки, то пусть пеняет на себя, пусть убыток возместит ему вашингтонский обком, а за нарушение конституционных прав трудящегося на отдых и брак нехай ответит по всей строгости российских законов. Рука дежурного сержанта потянулась за чистым бланком протокола, и этот жест обещал Вольфу мало хорошего. Запахло письмом в институт, проработкой, понижением, прикрытием тематики, урезанием ассигнований. Но тут в участок ворвались свидетели во главе с доблестной пенсионеркой, звали которую, как впервые за период соседствования с ней узнал Вольф, Ганной Григорьевной. Ситуация резко изменилась, и Медведков только успевал пригибаться под пущенными в него зарядами обвинительной картечи. Его положение усугубил отлучавшийся по своим делам участковый Избушкин.

– Какой ты труженик, Медведков, – сказал он устало. – Прыщ ты на теле рабочего класса. А за демагогию, за неправомерное употребление не относящихся к тебе высоких понятий, тобою обмаранных, я тебе дополнительно впаяю что смогу. Побитые очки возместишь гражданину потерпевшему из своего кармана. И вообще у нас с тобой разговор нынче предстоит особый, потому как сколько можно!

– Господин майор! – благородно вмешался Вольф. – Я хотел бы сделать заявление. – При этом его внутреннему видению неотступно являлся прекрасный лик рыдающей Анжелики.

– Лейтенант, – поправил его Избушкин. – Слушаю вас, гражданин потерпевший.

– Лично я не имею к гражданину Медведкову никаких претензий. Потому прошу освободить его из-под стражи.

– Дает интеллигент! – изумился Медведков.

– Это дело вашей совести, – мрачно сказал Избушкин. – Зато у государства есть претензии к гражданину Медведкову, и немалые. Так что все свободны, граждане, повестки вам будут разосланы. Медведков, я отпустил только свидетелей, а ты у нас нынче ответчик, потому сядь, где сидел!..

Потрясенный Вольф поплелся домой. Его жизненный вектор, сильно погнутый в результате недавних событий, уже не смотрел вперед, в будущее, горделиво и самоуверенно, а нелепо болтался и дребезжал. Внутри у Вольфа установилась странная холодная пустота, и эта пустота время от времени гнусно ёкала. Саднила рассаженная шершавым медведковским кулаком бровь. Окружающий мир без темных очков с диоптриями казался пугающе размытым, иррациональным. «Сбили с лошадки шоры, – горько думал Вольф, карабкаясь на свой этаж. – А лошадка и дорогу потеряла». Под ногами хрустели стеклянные брызги. Хрустело само пространство-время, недавно еще привычно четкое, понятное во всех его измерениях, обжитое, а теперь вдребезги разбитое грубым вторжением чуждой, потусторонней реальности.