которого входили Молотов, Берия (возглавлявший органы госбезопасности), Микоян и новый кандидат в члены политбюро Георгий Маленков. Внутри ГКО функции негласно распределились так: Сталин был главным по военным вопросам, а остальные сосредоточились на управлении военной экономикой, причем их успехи иначе как выдающимися не назовешь. Сталин не имел непосредственного опыта командования войсками, но сам он считал себя экспертом, поскольку в Гражданскую осуществлял политическое руководство различными фронтами Красной армии, и проявлял большую практическую заинтересованность в определении хода войны. Иногда его вмешательство оказывалось контрпродуктивным или даже крайне вредным (как в июне 1941 г., когда он отказался отдать приказ о своевременном отступлении), однако он все же сумел наладить эффективное взаимодействие с группой талантливых полководцев, проявивших себя в годы войны, прежде всего с победителем при Халхин-Голе Жуковым и Константином Рокоссовским (которого только что выпустили из тюрьмы, куда отправили в годы Большого террора как «врага народа»). Сталин и Молотов были единственными гражданскими членами Ставки верховного главнокомандования, возглавлял которую маршал Семен Тимошенко (впрочем, вскоре уступивший эту роль Сталину). Как и в Гражданскую, Сталин, наряду со многими коллегами по политбюро, носил военную форму, хотя звание генералиссимуса он принял только после победного окончания войны.

Пока Сталин был поглощен проблемами фронта, его политбюро – в целом все те же десять или около того мужчин, составлявшие его окружение с 1920-х гг., плюс несколько новичков вроде Хрущева и Берии – занялось делами тыла. Как вспоминал потом Микоян, они трудились слаженно и продуктивно: довоенная атмосфера всеобщей подозрительности рассеялась, а Сталин начал прислушиваться к окружающим и даже позволял себя переубеждать. Секретари региональных отделений партии несли еще бо́льшую, чем прежде, ответственность и часто пользовались значительной свободой действий. На каждом уровне системы партийные руководители работали в тесном контакте с военными, в результате чего складывались не только профессиональные, но и личные связи, которые сохранятся и в послевоенный период.

Необычно покладистый внутри страны, на мировой сцене Сталин внезапно показал себя харизматической фигурой. Этот бывший таинственный затворник, который никогда не встречался лично с другими мировыми лидерами, быстро установил продуктивные рабочие отношения с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем и президентом США Франклином Рузвельтом и, более того, добился их уважения. В странах антигитлеровской коалиции ранее демонизируемого советского лидера теперь изображали как добродушного «дядюшку Джо» с трубкой в зубах. Похожий сдвиг в советском общественном сознании – судя по всему, наполовину спонтанный, наполовину срежиссированный властями – изменил в лучшую сторону отношение к союзникам, особенно к Америке и Рузвельту (Черчиллю не забыли выступлений в поддержку британской интервенции в Гражданскую войну).

Великая Отечественная опять-таки была прежде всего мужским делом. Однако, в отличие от Гражданской, вклад женщин, на которых держалось все функционирование тыла, получил признание, а доля женщин среди членов партии выросла на несколько процентов (достигнув к 1945 г. 18 %). Героинь сопротивления на оккупированных Германией территориях прославляли как мучениц. Тем не менее ключевым женским образом, связанным с войной, была скорбящая мать, и женщинам действительно было о ком горевать: в мясорубке войны миллионами гибли их мужья и сыновья. Огромное большинство погибших на войне были мужчинами, так что целому поколению советских женщин пришлось прожить жизнь в одиночестве – пусть часто и матерями-одиночками. Первая после войны перепись населения, проведенная в 1959 г., показала, что женское население РСФСР, Украинской и Белорусской ССР превышает мужское более чем на 20 млн человек.

Власти СССР действовали предсказуемо беспощадно: опасаясь, что советские войска станут массово складывать оружие и сдаваться немцам, Сталин еще в самом начале войны заявил, что любой, кто позволит взять себя в плен, – предатель, а значит, и сам он, и его семья понесут наказание. Однако, вероятно к удивлению Сталина, русское население энергично встало на защиту страны; не попавшие в зону оккупации неславянские народы, чью поддержку усилий русского «старшего брата» оценили по достоинству уже после первых месяцев войны, казалось, сделали то же самое. (В Казахстане, например, даже в первые постсоветские годы, когда школьные учебники переписывали в угоду более националистической версии истории страны, глава, посвященная Второй мировой войне, была проникнута духом советского патриотизма, сплотившего народы в желании вышвырнуть захватчиков со своей земли.)

На оккупированных территориях все, конечно, было немного иначе. Немцы отыскали немалое число коллаборационистов на Украине, в Белоруссии и на юге России. На оккупированной Украине действовали «походные группы» Организации украинских националистов (ОУН), которую возглавлял Степан Бандера; штаб-квартира ОУН находилась в оккупированной немцами Польше, а действия организации координировала немецкая военная разведка. На последних этапах войны отступавшие вместе с немецкой армией казаки, татары и калмыки составляли заметную часть ее новобранцев. Когда советские войска отвоевали Кавказ и Крым, ряд проживавших там народов, в том числе чеченцы и крымские татары, были объявлены «предателями» и депортированы в Среднюю Азию; подготовленная Берией операция была проведена, как всегда, безжалостно и эффективно. Одним из незапланированных последствий этого мероприятия стало небывалое этническое разнообразие в таких регионах, как Казахстан: непокорные чеченцы и трудолюбивые этнические немцы (депортированные из Поволжья еще в начале войны) смешивались с местными казахами и давно обосновавшимися там русскими и украинскими переселенцами.

Советский пропагандистский плакат 1942 г.[23]

В апреле 1943 г. немцы обнаружили в Катынском лесу под Смоленском массовые захоронения польских офицеров и сообщили об этом как о примере советских зверств. Так оно и было, хотя советские пропагандисты все яростно отрицали, возлагая вину на самих немцев, и многие в странах-союзницах предпочитали им верить. Польских офицеров взяли в плен еще в 1939 г., когда СССР оккупировал Восточную Польшу, а расстреляли, скорее всего, весной 1940 г. Исторически непростые отношения СССР и Польши не улучшились и тогда, когда преследующие отступающих немцев советские войска летом 1944 г. подошли к польским границам. Желая сделать освобождение от немецкой оккупации достижением не только Красной армии, но и польской нации и одновременно надеясь на советскую военную поддержку, подпольная Армия Крайова подняла восстание в Варшаве. Однако советские части под командованием генерала Рокоссовского не торопились форсировать Вислу, ссылаясь на слишком растянутые линии снабжения. Войдя на территорию Польши, советские войска первыми из союзников добрались до нацистских концентрационных лагерей Майданек и Освенцим и освободили их: Майданек – в июле 1944 г., а Освенцим – в январе 1945 г. Двигаясь на запад вместе с армией, легендарные советские военные корреспонденты Илья Эренбург и Василий Гроссман, оба евреи по национальности, опубликовали шокирующие детальные репортажи, поведавшие миру о холокосте.

Советские солдаты водружают красное знамя над Рейхстагом в Берлине 2 мая 1945 г. Фотография Евгения Халдея[24]

Армии стран-союзниц наперегонки рвались к Берлину, но первыми до города дошли советские солдаты, которые 30 апреля 1945 г. гордо водрузили над Рейхстагом красный флаг. Вот она, долгожданная победа! И одновременно, казалось бы, окончательное доказательство права на существование советской власти. Однако Сталин, видимо, считал, что удержался лишь чудом. В мае, на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной армии, он признал, что, учитывая сделанные правительством в начале войны ошибки и последовавшую оккупацию немцами значительной части страны, «иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство». Но «наш советский народ, и прежде всего русский народ» не пошел на это. С необычной для себя скромностью Сталин поднял тост за русский народ и поблагодарил его за доверие.

После войны

Впервые Парад Победы на Красной площади в Москве прошел 24 июня 1945 г. Гвоздем программы стал маршал Жуков верхом на белом коне. (Сталин, не уверенный, что в свои 66 лет сумеет достойно держаться в седле, отказался от этой чести.) Тогда-то и родилась героическая традиция, которая станет стержнем национальной идентичности не только в СССР, но и в постсоветской Российской Федерации. С 1946 г. День Победы, 9 Мая, отмечался на Красной площади практически ежегодно. Советские люди воспринимали Победу как славный подвиг, который дался их стране огромными жертвами и, по сути, был совершен ею