же бросилась к ноутбуку. Чувство, что ее переполняли, хотелось выплеснуть на бумагу. Она создана новый документ:

«Глава 3.

Утро одарило большую комнату светом. Тая не спала ни минуты бесконечно прокручивая прошедшую ночь. Все тело болело, будто она попала под асфальтоукладчик, а жизнь снова дала ей по лицу, как только она попыталась поднять голову к небесам. Но это было слишком. Такой боли, такого позора она не ожидала. Она умела выживать, умела ущемлять себя во всем, умела бороться за себя в одиночестве. Но это растоптанное самолюбие… То, что он с ней сделал… Ее худые бледные руки и ноги были покрыты синяками, напоминающие последние события. Как можно жить с этим? И зачем ей вообще жить? Проще закончить это раз и навсегда. Пусть горит все синем пламенем: отец, долг, этот монстр. Телефон заиграл знакомую мелодию.

– Папа сказал, ты переехала к своему парню, я тебя не сужу, ты молодец, что сбежала, – мамин вечно уставший голос заставил слезы вновь побежать по ее щекам. Как бы ей хотелось… Как бы хотелось хотя бы сейчас уткнуться в ее колени и плакать, плакать. До хрипоты, до боли в горле. Пока жизнь не закончится лежать там, на ее мягких коленях. – Если честно, сказал не он, сказал твой Захар. Папа всю ночь играл в карты, все по-старому. Я, стыдно сказать, даже не заметила твоего отсутствия. А этот вежливый такой, пригласил на ужин к вам домой.

– Мам, не надо приезжать, я сама к тебе приеду, – Тая заставила себя замолчать. Лучше задохнуться, чем показать маме, как ей больно. Но приводить ее, почти святую женщину, мученицу при жизни, приводить ее в это грязное ненавистное место, нет, это просто невозможно.

– Ты меня стесняешься? Я понимаю… Но я тут новые туфли купила.

– Мам, ну как ты можешь даже подумать такие вещи, – она позволила себе расплакаться, от безысходности, от лжи, в которое попало ее молодое создание.

– Не плачь, не плачь. Я взяла отгул на работе, приеду через час, приготовим все вместе до приезда твоего. Знаешь, я ведь очень хорошо пеку.

Тая вскочила и помчалась в ванну. Душ не смоет грязи этой ночи, но поможет сделать вид, что этого никогда не было. Ее никогда не трогало это животное, этого вечера никогда не было. Она все та же.

– Вот это хоромы! – низкорослая наполовину седая женщина в потрепанной одежде и новых дешевых туфлях мялась на пороге, боялась осквернить красоты пылью окраины.

– Мам, проходи, – Тая потянула маму на кухню, сославшись на простуду, она надела плотное платье с длинным рукавом и воротом, колготки доделали работу. Ее невнимательная от усталости родительница так ничего и не заподозрила.

– Войдите, – Захар раскинулся на широком кожаном кресле в своем кабинете. Его сестра Арина была весела, много говорила и хохотала, что свидетельствовало в пользу ее приподнятого настроения. – Чему так радуешься?

– Разве не прекрасный день? – ее светлые волосы были забраны в тугой пучок. – Немцы сделали нас партнерами. За ними потянулись французы. Кажется, весь мир скоро захочет сделать с нами совместный проект. Компания расширяется.

– А мой список доверенных лиц наоборот, сужается, Арина, – стальной голос и такие же глаза. Она знала, что ему уже все известно, иначе бы он не позвал ее к себе. Врать брату она пыталась много раз, но это оборачивалось большими проблемами.

– Не стоит переживать из-за куртизанки. От нее не убудет, – она опустилась на удобное кресло напротив и хитро улыбнулась. – Или ты ревнуешь?

– Я скажу это один раз и никогда не повторю снова. Первое, она не куртизанка. Второе, она должна быть в безопасности рядом со мной. Третье, если ты еще раз посмеешь впутать меня или ее в свои сети, я не вспомню, кто ты мне и накажу тебя как врага. Это ясно?

– Более чем, – спорить с ним бесполезно, ругаться или обижаться тоже. Это работало только со Златой. Ей всегда доставался кнут. Но раньше она хотя бы была хозяйкой в доме, а теперь он на это место притащил какую-то дрянь. Арина закрыла дверь своего кабинета и вызвала помощника, нужно было найти все что можно об этой таинственной незнакомке.

Впервые в жизни, Тая с мамой весело проводили время. По-настоящему весело. Они запекали картошку с мясом и даже сделали домашний хлеб и торт. Удивительно, она не знала, что ее мать вообще умеет это делать. Но навыки не забываются. Часы летели, а они все говорили о вкусностях и сладостях.

– Дорогая, я дома, – его голос разбил спокойствие этого дня. Девушка побледнела, умоляя Бога отдалить их встречу хоть на секунду. Захар вошел на кухню с цветами и пирожными, как всегда стильный и элегантный. Не обращая внимания на состояние Таи, он поцеловал ее в щеку, вызвав дрожь в ее теле. Она даже не подозревала, как теперь боялась наступления темноты, боялась, что это повторится. – Очень приятно познакомиться. Простите, что задержался, была важная работа. Что у нас на ужин?

– Мой руки, я накрою, – просто пережить. Это надо просто пережить. Тая улыбнулась довольной матери и понесла поднос на стол.

К удивлению, Захар и Антонина Семеновна быстро нашли общий язык. Он врал ей о том, как они развлекаются, о том, как Тая ругает его из-за вечной работы, о том, как долго они не решались на этот шаг, потому что ей нужно было стать совершеннолетней. Он даже умудрился наплести про летнюю свадьбу, о которой мечтает невеста, он-то согласен хоть сейчас. Брачную ночь уже провел, горькая усмешка, но Тая молчала. Она смертельно боялась этого ледяного человека и давалась диву, что женщина, которая ее родила, не видит этого.

Антонина Семеновна с болью в сердце отказалась от ночевки у молодых. Дочь, которая плакала и просила, сколько лет ей так тяжело сказать ей нет, столько лет приходится это делать. Нерадивый муж наверняка ушел делать очередную ставку, а ей еще нужно на уборку к семье Наумовых, о чем она никогда не скажет дочери, ведь выходной получился только за счет того, что эта пара в отпуске и она может провести уборку ночью.

Тая пулей проскочила в комнату и плотно закрыла дверь. Час, второй, он все не приходил и страх потихоньку отпустил ее. Можно было поспать для разнообразия. Ведь мама взяла выходной ради нее и даже ни разу не заговорила о том, как нужны деньги.

Брюнетка сняла душное платье, как будто броня свалилась. Тело, покрытое синяками от чужой хватки, все еще