Стадия первая: «Нехитро, но эффективно». Несколько часов назад парень, с которым встречалась Челси, должен был протащить ее в мальчишечью башню под видом свидания. После секса с ним Челси подошла к двери Уортона, прислонилась к ней, откинула со лба медового цвета кудри — и прошла внутрь в серебристо-астральном виде. Астральные проникновения были ее специальностью, и Плам не часто доводилось видеть столь красивую магию. Найдя коробочку с карандашами, Челси взяла ее в свои прозрачные, почти нематериальные руки. Из комнаты ее она не смогла бы вынести, но этого и не требовалось: нужно было только доставить ее к окну.

Если Уортон не спал, то мог это видеть, что не имело никакого значения. Пусть себе смотрит.

Люси к тому времени уже заняла свой пост у окна аудитории в противоположном крыле, чтобы телепортировать коробочку сквозь окно. Ее максимальная дистанция — три фута, вполне достаточно. Бывают же у людей полезные специальности. После этого коробочка летит вниз с сорокафутовой высоты, и Эмма, трясущаяся в кустах холодным ноябрьским утром, ловит ее в одеяло без всякой магии.

Эффективно? Бесспорно. Слишком сложно? Может быть, но ненужная сложность служит Лиге своего рода подписью.

За этим последовала вторая стадия, «Завтрак для чемпионов». Уортон после лихорадочных поисков пропавшей коробочки спустился в столовую поздно и не заметил, что овсянку перед ним поставила не безымянная первокурсница, а приметная Холли. После первой же ложки он почуял неладное и обнаружил, что каша приправлена не коричневым сахаром, как обычно, а душистыми, оливково-зелеными карандашными стружками.

Привет от Лиги.

Постепенно Плам тоже вошла во вкус — у нее, как правило, только утра были плохими. Семинары шли своим чередом: ускоренная кинетика, квантовая магия, тандемы соединенных рук, манипуляции с древесной растительностью. Ее курсовой нагрузки хватило бы не на одну докторскую, но далеко не всякий заканчивает Брекбиллс с таким багажом, с каким Плам в него поступила. В отличие от салаг, у которых на первом курсе пальцы не сгибаются и перед глазами круги плывут, Плам была очень хорошо подготовлена.

Брекбиллс, единственный аккредитованный магический колледж Североамериканского континента, за долгие годы успел исчерпать весь свой обширный абитуриентский резерв. Теперь декан Фогг попросту снимал сливки со средних школ, выискивая вундеркиндов с нужными для магии мозгами и высоким болевым порогом. Он отводил их в сторонку и делал им предложение, от которого нельзя отказаться (а если и откажешься, то потом ничего не вспомнишь).

Плам про себя считала, что неплохо бы обращать внимание и на эмоциональную зрелость. Студент Брекбиллса представлял собой такую психологическую взвесь, что учебный процесс мог окончательно исказить его личность: чтобы согласиться на такую каторгу, надо изначально быть слегка не в себе.

Специальностью Плам была камуфляжная магия, и она только радовалась, что ее считают иллюзионисткой. Иллюзионистам в Брекбиллсе, без ложной скромности, живется отменно. Только иллюзионист способен найти малюсенький невидимый замок, поставленный на опушке леса его собратьями. Нойшванштайн[10] такой или, проще сказать, диснеевский. В одну из башенок поднимаешься по скобкам, как по трубе Джеффриса на корабле «Энтерпрайз»; в круглой комнатке наверху помещаются только столик со стулом. Уж получше, опять-таки без ложной скромности, того коттеджа, где собираются физики. Когда иллюзионисты устраивают свои вечеринки, замок мерцает и парит над землей, как в мультике «Волшебная будка». Ведет к нему шаткая, без перил, лестница — все валятся с нее в мягкую траву, как напьются. Дисней рулит!

Время от времени кто-нибудь, дивясь подкованности Плам, спрашивал, чем таким она занималась в подростковые годы. Она, не скрывая ничего, отвечала, что росла в хороших условиях на островке близ Сиэтла и что семья у нее смешанная: папа маг, мама нет.

Требования к ней, как к единственному ребенку — то есть к корзинке, куда поневоле складываются все яйца, — предъявляли повышенные, особенно папа. Родители учили Плам на дому и на совесть отшлифовали ее магические способности, когда те прорезались. Занимаясь с папой языками и упражнениями для рук, она добилась больших успехов. Выпускного у нее, правда, не было, и в командных играх она не участвовала, но ради магии приходится чем-то жертвовать.

Если любопытствующий нравился ей и вызывал доверие, Плам добавляла еще кое-что. Да, внешне она просто блеск, и это не иллюзия, но никто не видит, как опустошена она внутренне, как глубока ее душевная пропасть. Иногда она чувствует себя смертельно усталой, но стыдится этого, полагая, что не оправдала семейных надежд. Она не даст пропасти себя поглотить, хотя порой ей хочется сдаться.

Было, однако, то, о чем Плам умалчивала, зная, что люди могут странно к этому отнестись. Скрыть это было нетрудно: почти всю жизнь она провела в Америке, говорила без намека на английский акцент и мамину девичью фамилию — Четуин — не носила.

Мама была дочерью единственного сына Руперта Четуина, что делало ее собственную дочь Плам (насколько та знала), последним живым потомком знаменитых Четуинов из книг о Филлори. И единственной их наследницей, хотя «Четуин» не было даже вторым ее именем: полностью она называлась Плам Полсон Дарби. Наследство было немалое: Пловер великодушно оставил свои издательские роялти детям, которые помогли ему нажить еще одно состояние (он уже был богат, когда начал писать о Филлори). Руперт, вложивший свою долю в постройку большого загородного дома близ Пензанса, позднее был призван в армию и погиб на Второй мировой.

Плам видела фотографии: громадный георгианский особняк, настоящий дворец. У него и название было, только она забыла какое. Мама там выросла, но отзывалась о родном доме как о месте, где гуляют эхо и сквозняки — неподходящая среда для ребенка. С лепных потолков вечно сыпалась штукатурка, а зимой девочка дни напролет просиживала на лестнице у трубы воздушного отопления — даже внутрь залезала, если трубу не закрывали решеткой, — но и там не могла согреться как следует.

Четуинов мама всегда считала безнадежными меланхоликами и фантазерами. Став взрослой, она продала дом со всей обстановкой, переехала в Америку и устроилась в «Майкрософт» рекламным агентом. С папой она познакомилась на благотворительном балу, и он далеко не сразу открыл ей, чем занимается в свободное время. Мама испытала неслабый шок, но все-таки стала его женой. Родилась у них Плам, и зажили они счастливой волшебной семьей.

В Брекбиллсе обо всем этом приходилось молчать. Здесь все бредили Филлори, все когда-то играли на своих задних дворах и в подвалах в Мартина Четуина, маленького короля волшебного мира с зелеными лугами и говорящими животными — мира, где только и можно осуществить себя до конца.

Плам это понимала и не пыталась лишить их заветной фантазии.

Весь Брекбиллс буквально вырос на Филлори: не колледж, а пятилетний филлорийский коллоквиум.