метрах от драккара завораживало. Все эти железяки, ударившись в невидимую стену, отскакивали и осыпались вниз. С драккара доносились грозные зычные крики, в горячке нурманы ничего не поняли, и новая порция оружия отправилась в полёт и опять булькнула в воду. После этого вопли на драккаре стихли. Наши суда медленно сносило течением, и между ними оставались те же двадцать метров.

На драккаре началась какая-то свара, и вперёд начал пробираться огромный одетый в тёмную шкуру нурман. Он оттолкнул «кожаного», скинул шкуру, разинул рот с редкими лошадиными зубами, издал дикий рёв и с разворота метнул короткий топор. Жуткая энергия броска берсерка отбросила топор от преграды назад, и он с рикошета глубоко вонзился в борт. Нурман завыл, его глаза налились кровью, на шее выступили вены, и от бессилия он начал грызть весло. Над рекой разлилась тишина.

– А, ну-ка, разбойнички, охолонь, и пыл свой поумерьте! – крикнул я по-нурмански, глядя в изумлённо округлившиеся глаза ярла, пальцы которого скрючило от ярости. – Кроме беды на свои головы, вы ничего тут не получите.

Потом я обернулся и отдал команду: – Гребцы, на вёсла. Кормщик, идём в Гнёздов.

Левыми бортами наши лодьи разошлись. Мимо проскользнули отвратительная оскаленная морда нурманского дракона и чуть более приятные морды совершенно обалдевших скандинавов. Наш маленький караван уходил всё дальше вверх по реке, оставив за собой ошеломлённый позорной и жутковатой неудачей нурманский хирд.

– Вот видишь, обошлось, а ты забоялся, – я слегка хлопнул близкого к обмороку купца по плечу, – с нами не пропадёшь.

– Это точно, – покосился на меня Хоттабыч, – рассказывали мне о твоих фокусах в прошлый выход, да, не верил я.

– Что ж деется, люди добрые, – очухавшись, запричитал Барма, – а ведь не смогли нурманы разор учинить. Как же так то? Не смогли нурманы то!

– Да, ты никак жалеешь, что поратиться не пришлось? – усмехнулся Ставр, – а то давай вернёмся.

– Тьфу, тьфу, нечистая сила! Упаси нас Перун и Макошь! И откуда только этих демонов на наши головы принесло? – продолжал блажить Барма.

– А, чё дивиться, – нахально встрял в разговор озорной парень лет восемнадцати с плутовскими глазами на простодушном лице, по виду босяк и оборванец, – энти волки повсюду шныряют, уж половину градов и весей пожгли, проклятые. Народ по лесам попрятался, не в силах татей прогнать. Ещё лет пяток минует и на Руси молвить некому станет.

– Помолчал бы, трепач, уж ты то за всех языком молоть горазд. И вся Русь замолкнет, дык только тебя и слышно станет. Вот ужо попотчую плетью, сполна получишь, – проворчал купец и шаркнул говоруна в спину, продолжая со страхом поглядывать на скрывающийся за поворотом драккар.

– А, чё молчать то, – не унимался встрепенувшийся парень, и пожал тощими плечами – можа я подмогнуть варягам охоту имею.– И он поклонился в нашу сторону. – Звать меня Куба родом из земель русов, кривичского племени. Те места добре ведаю, да и по Нево-озеру пути тоже и по Онеге и Белому озеру хаживал. Ежели куда провесть, то лучше меня ни в жисть не сыскать.

Я про себя усмехнулся. Вот ведь как интересно жизнь выворачивает. Сидели мы на берегу и головы ломали, как до земель русов добраться, а тут и лодьи купеческие подвернулись. Вот уж почти до места дошли, и озаботились, как бы не заплутать в этих краях, а тут и Куба нарисовался. Конечно, хитрая бестия, но вёрток и смышлён.

– Что ж, Куба, мы не против тебя в ватагу принять, лишь бы хозяин твой не воспротивился.

– Токмо рад буду. Берите этого бездельника и проныру с глаз долой. Мочи боле нет терпеть эту блядь на лодье. Ведь ни переспорить, ни переговорить такого, всю голову заморочил, балабол. Забирайте, чтобы и духом его здесь не воняло.

Я кивнул Кубе головой:

– Мы сойдём в Луках. Бывал в сем граде?

– Как не бывать, бывал. Все закоулки знаю. – Метнул он цепкий взгляд.

– Вот и ладно. Собирайся, с нами идёшь.

Пока плыли, я придумал образ Филу. Рыжая собака не подходила, парень из сорок первого тоже, ведь то был мой дед, Дитрих – тем более. И тогда я подумал, ведь Фил не должен быть старше Деми, значит, возраст лет четырнадцать. Весёлый, улыбчивый, шустрый парнишка с рыжей кудрявой шевелюрой, веснушками на курносом носу и большими зелёными глазами. В голове прошелестело: «Подходящая личность, принимается».

На волоке на Ловать пришлось помучиться. Естественно, не мы сами тащили лодьи, а шесть равнодушных волов по уложенным на землю гладким дубовым горбылям. Но и мы изрядно попотели, удерживая верёвками вертикаль, чтоб лодьи не завалились вбок.

– Хрен тому купчине, а не четыре серебрухи, – пропыхтел Ромео, натягивая верёвку на очередном наклоне, – мало того, что мы оказались в дураках, так притворяемся, что нам ещё и нравится.

В ответ донёсся дружный хохот семи глоток.

И вот уже все три наших судна закачались на медленных водах Ловати. Здесь в узком верхнем русле сначала пришлось вместо вёсел взять длинные шесты, а на другой день снова пошли в дело вёсла.

Вокруг в пределах видимости простиралась равнина, в которой старые могучие дубравы, густые ельники и светлые березняки перемежались с низкими пологими холмами, озерками, болотами и заливными лугами.

Как испокон веков повелось на Руси, здешние селения тоже жались к рекам, единственным проходным путям в этой бескрайней лесной стране. Однако сразу бросались в глаза отличия русских городков от славянских весей. В здешних краях они более походили на воинские станы, станицы, остроги. Стоящие на речных мысах или прибрежных холмах городища русов всегда окружало открытое пространство, обязательные рвы и валы с частоколом или стенами в два роста с боевыми галереями. Ни в одном я не разглядел хоть небольшого посада, и, глядя издали на эти городища, я невольно сравнивал их с ощетинившимися ёжиками. А их настороженный вид усиливали угловые и надворотные башни с тёмными прорезями бойниц. От ворот к пристаням вели более-менее ровные укатанные дороги.

Великие Луки стали первым большим городом русов на нашем пути. Уже под вечер со стремнины мы свернули к пристани, и перед нами открылся вид на, действительно, мощную по тем временам крепость. В отличие от малых городков, Луки окружал немалый посад, защищённый вторым кольцом рва и крепкого тына, причём, чем ближе к центру, тем дома были крепче, выше и наряднее. За посадом поднимались тёмные бревенчатые стены крепости с крытым поверхом и крепкими шатровыми башнями, крытыми тёсом. На реке у защищённого частоколом и двумя сторожевыми вышками причала теснились разные суда: лодьи, струги, насады,