Как и в любой солидной организации у комбината была своя «база отдыха», располагалась она на полуострове в плёсах реки Волги вблизи Твери. Представьте себе чудные места: река, на крутом склоне сосновый бор, переходящий в дикий пляж; стоянка моторных лодок со спортивной площадкой; длинным строением типа барака, где находится общая кухня с русской печью; множество туристических палаток; неподалёку деревушка с сельмагом и клубом. В общем: охота, рыбалка, пляж, дары леса и всё это «в одном флаконе». Где ещё можно встретить такую благодать для «дикого отдыха!» Я по случаю (был приглашён шефом на предмет начала проектирования бани) попал в компанию молодёжи «на шашлыки». Подобралась разнообразная компания: молодожёны (художники); двое братьев погодков с подругами (темнокожие мулаты по возрасту «Фестивального разлива 1957 г.»); шеф с очередной пассией; я по делу в одиночестве, так как у меня была жена на даче с ребёнком. Шеф сам готовил шашлыки и всех угощал. Пели песни под гитару. Танцевали под спидолу. Когда все уже были в приличном «подпитии» за исключением кормящей матери – жены художника, начались разборки: пассия шефа приревновала его к жене художника и утверждала что он, танцуя с ней, её лапает. В конце концов, жена художника взяла корзинку и ушла в лес за грибами, пассия шефа нашла напарника в лице художника и продолжала с ним выпивать, пока тот не отключился. Шеф тоже куда-то ушёл, мы подумали, что он примкнул к другой компании. Молодёжь, продолжала веселиться, а художник напился и прикорнул. Вернулся шеф с поцарапанным лицом и стал, есть ложкой астраханский толстокожий арбуз и бахвалясь об очередной сексуальной победе. Мы не верили, но тут вернулась жена художника вся растрёпанная, с порванной блузкой. Буквально набросилась на мужа и стала жёстко хлестать грязными колготками, свёрнутыми в жгут, подвыпившего мужа по лицу, причитая: – «Ты меня подставил под этого ублюдка…, что если я «попаду», то делать аборт не буду». И всё это в истерике. Женщины отвели её умыться и привести себя в порядок. Муженёк продолжал «валять Ваньку» притворяясь пьяным. Шеф раздурачился и стал приставать и нахально лапать подругу младшего брата, совсем ещё девчонку, пока тот играл в футбол на спортплощадке. Она отбивалась от его дурачеств, как могла, и просила защиты у старшего брата своего ухажёра. Старшему мулату всё это осточертело и он, осадив шефа, стал что-то мудрить над пустым арбузом, то и дело, примеряя его на голову изрядно подвыпившего шефа под общее нескрываемое удовольствие компании, пока тот занимался костром, разогревая шашлыки. Я присмотрелся и был искренно изумлён, с каким талантом парень вырезал арбуз в виде короны. (В детстве мне посчастливилось заниматься резьбой по дереву, и я мог отметить, что изделие «корона» было выполнено искусно, видимо не напрасно парень учился в «Строгоновке»). Низ короны он перевязал леской. Закончив работу, мулат смачно с силой надел её на голову шефа, да так, что виден был толь красный нос. Снять, такое изделие, даже трезвому человеку, было не так просто. Шеф ничего, не понимая, стал биться о бревно, лежащее на земле, пытаясь, разбить арбуз. С трудом избавившись от короны под общий хохот компании, едва очухавшись, он нещадно стал материться и «наезжать» на мулата, а тот хохотал ему в лицо, понимая, что шеф в сравнении с его мощной фигурой выглядел мальчонкой. Шеф продолжал ругаться и грозить, что уволит обоих братьев, и чтобы те больше не являлись на работу. Когда иссякло его возмущение, все успокоились и стали продолжать веселиться, как будто ничего и не произошло.

Утром, приехав на работу, у подъезда я встретил огорчённых сослуживцев. (Троица это: парторг, профорг и секретарь ВЛКСМ) Они стали расспрашивать об инциденте с шефом. Я рассказал, как очевидец, о произошедшем инциденте. Они в, свою очередь, поведали о самодурстве шефа, который требовал от них подписи на увольнение братьев. В те времена без согласия «троицы» уволить служащего, без уважительных причин было невозможно. Я им предложил подождать до 12 часов, так как знал по опыту распорядок дня шефа. Придя на работу, после очередного праздника, с утра на планёрке он устраивал «жёсткий разнос» правому или виноватому без разницы, а уже к 11 часам был у стойки буфета. (Алкоголь, по закону, в Общепите отпускали строго с 11 часов.) Только опохмелившись, он входил в бойцовское рабочее состояние управленца. Так получилось и на этот раз, только со скандалом. Он пришёл в буфет в 10 часов и потребовал спиртного, буфетчица отказалась отпускать спиртное, так как не было 11 часов, и он потребовал директора на «рандеву». Директриса появилась и тоже отказалась наливать. Тогда он устроил скандал и начал вещать: что он директор комбината, который построил этот пищеблок к олимпиаде, а ему отказывают в пустяке и что он приложит все силы, чтобы уволили всё руководство пищеблока. Директорша была членом райисполкома и ни чего не боялась, дала команду не отпускать спиртное до положенного по закону времени. Наступил час «пик» и он выпил стакан коньяку, закусив маленькой шоколадкой «Алёнка». Директорша была настолько ошеломлена, что разразились такой тирадой – «… какой ты директор, пьянь ты беспробудная, и я все сделаю, чтобы ОБХС проверила вашу контору, которую возглавляет такой алкаш и пропойца». (Всё это, мне рассказал мой начальник, который был с ней в гражданском браке.) Вернувшись на работу, он узнал, что «Троица» отказалась визировать приказ под предлогом, что невозможно за короткое время и такую мизерную плату найти грузчиков. (Братья работали на полставки и учились в Строгановском художественном институте.) Директор пообещал, что сам найдёт им замену и сделал вид что успокоился.

Вот так закончилась история, когда простой работяга СССР, защищая честь и достоинства, «короновал» директора солидной организации. После этого инцидента пошла молва по району, что наш шеф был коронован «Рабочим классом» и ему долго пришлось терпеть насмешки и издевательства на свой «счёт» от своих коллег.

В нынешнее время корпоративных отношений это вообще невозможно отстоять честь и достоинство. Сейчас всё решают деньги, а когда вы зарплату получаете в «конверте», то вас могут уволить «в одночасье», если вы «не дай то бог» будете перечить шефу.

Был в моей жизни один пренеприятный случай, когда я непреднамеренно чуть не стал виновником смерти человека. Произошло это в глухой деревне в послевоенные полуголодные годы. Было мне тогда пять лет, и был я худым, активным, лопоухим ребёнком.

Летом привезли меня к тётушке на отдых. Насмотревшись в Москве трофейных фильмов о Робине Гуде, Тарзане и Падение Берлина, я пересказывал деревенским мальчишкам их содержание.

Под впечатлением боевых эпизодов из фильмов нашей любимой забавой стала стрельба из самодельных луков и рогаток. Преуспели мы в этом настолько, что могли попасть из лука в ласточку, сидящую на проводе высоко над головой, а из рогатки могли попасть в бегущую кошку-воровку (кошка портила куриные яйца, надкусывая их и выпивая содержимое). Стреляли мы осколками битого чугунка, которые обладали приличной убойной силой.

После победы Сталин приказал воинов-победителей перед демобилизацией одеть в парадную форму. Форма также введена была для многих категорий госслужащих. Повезло и почтальонам: им выдали не только синюю форму, но и транспортное средство типа мотоцикла с цепным приводом и велосипедными педалями, похожее на современный мопед. И вот однажды, когда почтальон в форме и в форменной фуражке на приличной скорости ехал по пыльной дороге, я стрельнул в него из рогатки метров с двадцати и попал в голову. Фуражка слетела, и он упал вместе с мопедом прямо в грязь. Встав, он увидел нас и, не отряхиваясь, бросился к нам, нещадно ругаясь многоэтажным матом и угрожая, что прибьёт стрелявшего. Инстинкт самосохранения сработал молниеносно. Я забежал в соседнюю избу, по стремянке забрался на чердак и от испуга зарылся в сено, хранившееся под соломенной кровлей. Пострадавший произвёл допрос с пристрастием, прихватив обоих моих товарищей за уши. Они завопили от боли и «раскололись»: «Это не мы, это москвич, он наверху». Почтальон забрался наверх и с остервенением стал вилами прощупывать сено, проклиная моих родителей словами: «Мы воевали, а они нарожали бандитов». Хозяйка избы пыталась остановить его, схватившись за вилы и прося: «Иван, успокойся, он же ребёнок. Ты же его запорешь вилами!». Действительно, вилы промелькнули около меня. Видимо, меня спас Ангел-хранитель. Хозяйка налила пострадавшему стакан самогонки, чтобы тот успокоился. Но он не успокаивался и продолжал грозить, что всё равно меня найдёт и выпорет. Тем временем я покинул свое спасительное убежище, прополз по-пластунски картофельным огородом к себе домой и забился под железную кровать, расположенную в сенцах, где обычно трапезничали. Пострадавший пришел искать меня, а встретил своего товарища, моего старшего двоюродного брата, с которым они в 1943 году после окончания краткосрочных курсов танкистов ушли на фронт, и дошли до Берлина. Брат находился на отдыхе перед отбытием на Дальний восток воевать с японцами. Они облобызались, как друзья детства, и у них начался задушевный разговор о войне под самогон и незатейливую закусь. Гость рассказал, как его чуть не отправил на тот свет двоюродный малолетний братишка друга, угодив из рогатки в висок. Если бы не фуражка – быть бы беде! При этом он приговаривал: «Служил в разведке, до Берлина дошёл – и ни одной царапины, а тут дома чуть не настал кирдык! Попади он мне на пару сантиметров ниже фуражки, я бы не сидел здесь». Тётушка начала оправдывать меня, рассказав, что я рос в семье без отца, что у матери ребят трое, один другого меньше, а я младшенький. Тем временем стемнело, меня хватились, начали искать, но никак не могли найти. Тётушка выдвинула условие, что если меня не найду, никакого самогона друзья больше не получат. «Чувствую я, что он где-то здесь, – сказал бывший разведчик и громко прокричал: – Юрок, выходи, я тебя не трону, даю слово офицера!». Каково же было удивление подвыпивших друзей, когда я выполз из-под кровати, на которой они сидели. Пострадавший прихватил меня за ухо и спросил: «За что, шкодник, ты в меня стрелял?». Ответ был оригинален: «Я думал, что ты фашист». Он заржал и попросил показать рогатку. Рассмотрев её, он заключил как специалист, что оружие отменное, и запретил мне не только стрелять, но и даже целиться в людей. Порки я не избежал – тётушка пару раз взгрела меня ремнём. В итоге за жестокий проступок я отделался лёгким испугом. Но этот случай мне запомнился на всю жизнь.