Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я встала. Нил улыбнулся.
— И вымой руки! — крикнул мне вслед мистер Дэвис.
В тот вечер я больше часа просидела перед Красой Земель. Человечки смотрели на меня с нарисованными улыбками. Я всех их знала наперечет. Те двое, которых я сделала самыми первыми, кучу времени тому назад, — кукла из чистилок для трубки в зеленом джемпере и с воздушным змеем и тряпичная куколка с каштановыми волосами, в комбинезоне и с букетом — смотрели особенно пристально. Словно хотели что-то спросить, но я не поняла что.
— Господи, — сказала я, — мне очень трудно обладать этой силой и не использовать ее для того, чтобы наказывать плохих людей.
Но Бог не ответил.
Без двадцати шесть хлопнула входная дверь. Папа окликнул меня и пошел на кухню. Я поняла по голосам — с ним пришел Майк. Майк — неверующий, поэтому нам не следует с ним общаться, но папа говорит, он славный парень, так что ничего страшного.
Папа с Майком вместе работают на заводе. Как и почти все в нашем городке. На заводе делают сталь для летательных аппаратов. Майк говорит — не такой уж паршивый завод, бывают и похуже. В соседней долине стоит завод, где убивают куриц, и кому-то так надоело их убивать, что он сунул руку в машину. А недавно в газете писали про завод, где все начали болеть, потому что перчатки не защищали их от химикатов, хотя начальство объявило, что все это ерунда. Папа никогда особенно не любил наш завод и всегда приходит домой в скверном настроении — кроме тех случаев, когда с ним Майк.
Я встала и вышла на площадку. Спустившись вниз, остановилась завязать шнурок. И тут услышала, как Майк говорит:
— Дуг — настоящий поганец. Лучше по возможности с ним не связываться. Я знаю, это проще сказать, чем сделать.
Кто-то передвинул стул, папа сказал что-то в ответ — я не расслышала, — а потом Майк сказал:
— Да, я тоже слышал.
Папа поставил что-то на плиту.
— Джим и Дуг вместе ходят на собрания. Чего от таких еще ждать.
— Угу. Да уж, — сказал Майк. — Оно и верно.
— Это все из-за сокращения часов, — сказал папа. — Некоторым это поперек горла.
— Профсоюз только и заседает.
Папа сказал:
— Толку с того профсоюза.
А потом Майк сказал:
— Может, толку с него и никакого, но если они объявят забастовку, ничего хорошего не будет. — Он вздохнул. — Ну не это, так что-нибудь другое. С этим разберутся, еще что-нибудь вылезет. Прямо как кротовые норы.
Папа сказал:
— Я свой контракт даже не читал толком.
Я слышала, что он улыбается.
А потом они смолкли, я подошла к двери и открыла ее, и Майк сказал:
— Добренького вам утречка! — Он всегда это говорит по вечерам.
А я сказала:
— Как там курочка, снесла яичко? — Потому что именно это я всегда говорю в ответ.
Майк сказал:
— И как там твои делишки, Фред?
Я минутку подумала и ответила:
— Творю тут всякое.
Майк сказал:
— Вот и дело. Почему петух переходил дорогу четыреста семьдесят восемь раз?
— Не знаю.
— А зацепился подтяжками за фонарный столб.
— Класс, — сказала я. Села за стол и стала чистить мандарин.
Они продолжали говорить, но не про завод. Через минуту я спросила:
— Что такое поганец?
Майк посмотрел на папу, а потом сказал:
— Поганец — это человек, с которым лучше не иметь дела.
Я положила в рот дольку мандарина.
— А что такое профсоюз?
Папа сказал:
— Джудит, а тебе не стыдно подслушивать чужие разговоры?
Майк рассмеялся:
— Профсоюз — это группа людей, которые тусуются все вместе.
— А-а, — сказала я. Подумала про Джемму и Рианну и Кери, потом про Нила и Гарета и Ли. Знаю я, что такое банды. — А почему от него никакого толку?
Папа покачал головой и встал. Майк сказал:
— Наверное, потому, что эти люди не очень хорошо делают свое дело.
— А что они должны делать?
Майк сказал:
— Ну и допросец! Ну, они пытаются организовать дело так, чтобы рабочие получали по справедливости; по крайней мере, в теории.
А потом, когда мы с папой ели ужин, я спросила:
— А почему от профсоюза никакого толку?
Папа сказал:
— С настырностью у тебя все в порядке, да?
Я уже собиралась было повторить вопрос, но тут он сказал:
— Чтобы чего-то добиться, профсоюз должен быть лучше организован.
— А-а.
Папа ел быстро. Я смотрела, как в горло ему спускается непрожеванный кусок картошки. Он сказал:
— Не тебе об этом переживать.
Я прижала картофелину вилкой — посмотреть, как глубоко продавлю, пока не развалится.
— А почему они хотят устроить забастовку?
— Они считают, что сокращать рабочие часы незаконно.
— А это незаконно?
Мускулы у папы на челюсти и на виске двигались вверх-вниз.
— Что думаю лично я, не имеет никакого значения, Джудит. Значение имеет только то, что мы, как представители Господа на земле, обязаны уважать земных властителей. Иисус говорил: «Кесарю кесарево, Богу Богово».
— Но сокращать рабочие часы — это несправедливо?
— Иисус учил: «Подставь другую щеку». Мы должны помнить, что всё в Его руках, — сказал папа. — А большинство вещей вообще не стоит того, чтобы из-за них переживать. Большинство вещей — пустяки.
Я расшлепала картофелину по тарелке.
— Пустяки тоже бывают важными, — сказала я.
Папа отложил нож. И сказал:
— Так ты ешь или играешься?
Я прекратила давить картофелину.
— Ем, — ответила я.
В среду Нил Льюис бросил червяка мне в тарелку и затолкал меня в мусорный бак — пришлось стучать, пока меня не услышал наш уборщик мистер Потс. Папа рассердился, увидев мою одежду, и сказал, что у него и без этого неприятностей по горло, но я все равно не сказала ему ничего про Нила, потому что не хотела, чтобы папа пошел жаловаться в школу.
Я пошла к себе в комнату и придумала историю про Красу Земель.
В четверг Нил выдернул из-под меня стул и попытался поджечь на школьной площадке мою сумку. Когда папа потом увидел сумку, он сказал: «Проклятье, Джудит, деньги не растут на деревьях», и я поняла, что он очень рассердился — в других случаях он не ругается. Я пошла наверх, поиграла с Красой Земель и придумала историю про зонтик, на котором были нарисованы фламинго, и если бы зонтик раскрыли, все фламинго взлетели бы в небо, но они так и не взлетели, потому что девочка, хозяйка зонтика, очень его любила и не хотела, чтобы он намок.